За пригоршню астрала

И Стаса не стало — всякое изменение есть предательство. Он расширился за собственные пределы, он превратился в мимолетное воспоминание об одном часе жизни древнего бога, носящего имя Тарх Дажьбог. Стас, нет, уже не Стас, страстно жаждущий вкусить опиумной любви подруги Тарх Дажьбог и ненавидящий подругу Тарх Дажьбог, опираясь на Вселенную, встал и стряхнул вошь-оборотня, и вспомнил все. Как из-за любовной тоски по Марене превратился в Золотого Оленя, как Марена вышла за него замуж, и как потом изменила с Чернобогом. И понял Дажьбог-Стас, что прикован к Седава-звезде, что очутился в заколдованном кругу. Ибо каждый листопад будет дарить свое лоно Чернобогу шлюха Марена, и каждый вересень будет возвращаться Марена к Тарху Дажьбогу и клясться в вечной неразлуке.

Ибо истинно, истинно говорю я вам — всякая перемена есть чье-либо предательство.

* * *

…А еще через несколько мгновений по остывающим черепкам, высекая когтями искры, пронесся огромный серебристо-белый волчара. Зверь грудью вышиб дверь и вырвался из колышущегося пудингом, ходящего ходуном, будто при девятибальном землетрясении, шатающегося, словно утлый челн в шторм, здания Эрмитажа. На волю. Туда, где вздыбившаяся Нева перехлестывала гранитные парапеты, где ураган рвал провода и сворачивал в штопор деревья, где по небу плясали знамения.

А ведь, странное дело, потеряв навсегда возможность вернуть человеческое обличье, волк был счастлив. Теперь он был предоставлен сам себе, многое из людского казалось вымороченным и чуждым.

И далее белый, как чистейший героин, волк помчал прочь. И больше из людей никто его никогда не видел.

Кстати, когда гексаграмма ФО доходит до конца, появляется гексаграмма ТАЙ.