За пригоршню чар

Нет, — прошептала я. Это было легко — Айви дала мне страх, чтобы найти в себе силы это сказать.

Но де Лавинь был в восторге.

— Нет?! — воскликнул он. Зрачки у него расширились, покрасневшие от похоти губы изогнулись кверху. — Все страньше и страньше.

Он пробежал пальцами вдоль моего плеча — я знала, что он хотел бы прорезать эту линию ногтем, с болью и восхитительной кровавой дорожкой, но которой можно пройтись губами.

Не сводя с меня глаз, он улыбнулся, показав длинные клыки. Мысленная картинка, как они погружаются в меня, вызвала у меня дрожь в самой глубине души. Я знала, какое это будет ощущение, и страх, что мою кровь возьмут у меня силой, смешивался с воспоминанием о том, как это чудесно. Я закрыла глаза, задышала часто и глубоко, борясь с ним и проигрывая ему. Де Лавинь наклонился ближе, почти коснулся. Я почувствовала, как растет его потребность сокрушить мою волю. На Питера ему сейчас стало наплевать — слишком я, черт побери, оказалась интересна.

— Какая сильная воля, — сказал он. — У тебя из души можно сознание вышелушить, как зерно.

Он двинулся, и я увидела, что Айви у него за спиной собралась с духом. Нет, взмолилась я молча, но за меня она боялась больше, чем за себя. Вина, стыд и облегчение заставили меня промолчать, когда она с легким вздохом, чтобы обозначить себя, тронула де Лавиня за плечо.

Я в ужасе и восхищении смотрела, как длинная нога Айви вдвинулась ему между ног сзади. Гибкой рукой она обвила его грудь, пальцами играя у основания шеи. Склонив голову, она тронула ему ухо губами, и пока де Лавинь на меня смотрел, а Айви полностью пробудила в нем голод, она шепнула:

— Прошу тебя?

У меня кровь застучала в висках, когда она взяла его зубами за ухо и потянула.

— Я в ней души не чаю, — добавила она. — И хочу ее сохранить такой, как она есть.

Де Лавинь отвел от меня глаза, и я ощутила, как полились слезы, хоть вампирские феромоны и наблюдение за игрой живой и неживого взметнули во мне либидо. Ох, как это было нехорошо!

Айви обтекла его и оказалась между нами. Расставив ноги, она огладила вампира руками между пиджаком и рубашкой, закинула голову назад и засмеялась счастливым смехом, шокировав меня.

— Я у тебя шрамы нащупала! — хихикнула она, и этот звук

перешел в тихий заполненный желанием стон. Это была Айви —

и не была Айви. Игривая, чувственная, доминирующая — это была та ее сторона, которую она не хотела раньше мне показывать. Айви, занятая тем, что у нее лучше всего получается.

Притягательно и отвратительно было то, что я видела. И я не могла отвести глаз, когда она склонилась губами к его шее, и у него закрылись глаза. Он выдохнул, и руки у него дрожали, когда он взял ее за руки и опустил их вниз.

Сегодня ночью? — шепнула Айви достаточно громко, чтобы я услышала. А де Лавинь открыл глаза и встретил мой взгляд, блудливо улыбаясь.

Придешь с ней.

Одна, — возразила Айви, высвобождая руки, чтобы погладить его бедро с внутренней стороны. — То, чем я хочу заняться, ее убило бы.

Она засмеялась, и смех перешел в стон нетерпения. Этот игривый стон желания заставил меня сжаться. Вот такой, наверное, она была все те годы, о которых не хочет говорить, и возвращается к этому, чтобы меня уберечь.

Господи, ну почему же моим друзьям приходится себя продавать, чтобы мне сохранить жизнь?

Айви шевельнулась. Что она делала, мне не было видно, но у де Лавиня глаза открылись шире. Питер зашипел, и я не удивилась угрюмому выражению ревности на его лице. Женщина за его спиной гладила его по плечам, но вроде бы это не слишком помогало.

— Невинность может приводить в восторг, — мурлыкнула Айви, — но опыт… Вот поэтому-то Пискари меня так избаловал, — сказала она, и голос ее был сильным и теплым, как летний ливень. У меня зачастил пульс. — Хочешь знать, почему именно? Мало кто это знает.

Де Лавинь улыбнулся:

Пискари будет недоволен.

Пискари в тюрьме, — возразила она. — А мне одиноко.

От феромонов, которыми они оба дышали, меня кололи по всей коже иголочки страсти. Либо я сейчас кончу на месте, либо меня вырвет. Айви бросила Стрижа и пошла за мной, чтобы уйти от своего прошлого, а теперь снова продает себя, чтобы меня спасти. Она думала, что я ее спасу — а я ее убиваю.

Но тут зашевелился забытый Питер.

— Де Лавинь, ради Бога, — сказал он угрюмо, и я пришла в отчаянии при мысли о грязи, в которой барахтаюсь, о системе, в которой Айви работает всю жизнь. — Она знает заклинания, — продолжал Питер, — а мне так больно.

Де Лавинь перестал держать мою волю. У меня дико заскакал пульс, и когда вампир убрал свою поддержку, мышцы хором дернулись, я обмякла и плюхнулась на пол почти в беспамятстве.

— Для тебя, Питер, — услышала я над собой, пытаясь просунуть под себя руки, чтобы оторвать лицо от пола.

Голова кружилась, но я уперлась руками и смогла перейти в сидячее положение. Неживой вампир не обращал на меня внимания, его взгляд сканировал комнату. Айви отлепилась от него и стояла у занавешенного окна, опустив голову и стараясь успокоиться. Меня снова укололо чувство вины, и вдох у меня получился почти всхлипывающий.