В 1885 г. выжившие обратились к Александру III за защитой. Они объяснили, что подчиняются только «одной Верховной начальству, а не гражданской власти начальству», потому что «мы не суть татары и православные крестьяне и проч. и проч. и проч., а мы Божий полк суть верноподданные присяжные Бога, Царя, т. е. природные духовные староверского общества». Поэтому они живут лишь «на основании святого Шаригата и согласно святому Отечеству, а не по этому поганому… для антихристических собак проклятому закону». Они просили помощи против местных гражданских властей, которые разрушили их «Императорские Молитвенные Дома»[513]
.Власти отправили Ваисова в клинику для душевнобольных, но у него остались верные последователи, возможно, тысячи человек. В их числе была его жена, называвшая себя «духовной матерью» движения и «сотрудницей всего мира». В конце 1880‐х гг. она периодически просила казанского губернатора оказать помощь ее семье, предоставив жилище и защитив от «безверных Татар» и полиции. Другие члены «Божьего полка» также просили у царя и губернатора вооруженной охраны для защиты от камней и оскорблений со стороны соседей, «Антихристических собак». В июле 1890 г. просители из восемнадцати домохозяйств села Каршам, верные «старой вере», предупредили, что собираются устроить праздник, а это может вызвать беспорядки, и попросили защиты[514]
.Активисты-единомышленники, взаимодействуя с государством, использовали язык, который одновременно связывал религиозную гетеродоксию с нелояльностью царю и сопрягал местные споры об исламской идентичности с более масштабными дискуссиями в мусульманском мире. В 1881 г. Абдуллатиф Халитов, мусульманский клирик из Симбирской губернии, обратился к министру внутренних дел Михаилу Лорис-Меликову с предупреждением об опасной «секте» в селе. Халитов искал помощи министра против этой секты и «пагубных последствий» ее учения. Окончив обучение в одном или нескольких медресе в 1840‐х гг., Халитов сдал экзамен перед ОМДС, от которого получил разрешение руководить молитвами, учить и отправлять правосудие в соответствии с шариатом. В своем прошении Халитов писал: «сорок лет был муллой, никогда не уклонялся от закона и шариата; также соответственно своему воспитанию не допускал никакого еретического учения, держась веры Мохаммеда в чистоте». В 1862 г. губернские власти разрешили ему построить мечеть и медресе. Но в середине 1870‐х гг. ему пришлось обратиться в ОМДС за помощью в восстановлении ортодоксии в своей деревне, когда некая «секта эбахиэ [ваххабитская] якобы начала совращать «не только простых мужиков», но и «малограмотных мулл»[515]
.Жизнь в селе Беденги с населением около 330 душ на западном берегу Волги перевернулась с ног на голову из‐за последователей «ваххабизма». Когда Халитов выступил против них, они набросились на имама, по его словам, потому что он молился за царя, а их учение запрещало это. Во время столкновения в мечети последователи ваххабитской секты не только оскорбляли Халитова, но и били, и сместили его с должности. Теперь бывший имам апеллировал к министру внутренних дел, чтобы тот во имя «справедливого русского закона» продемонстрировал, что «правота всегда берет верх». Для Халитова «справедливый русский закон» означал полицейское расследование учений ваххабитов и восстановление в должности имама, что позволило бы ему молиться за «Его Императорское Величество» и «Ваше Превосходительство» Лорис-Меликова.
Даже в эпоху Александра III, стремившегося представить монархию воплощением православия и этнической русскости, религиозная гетеродоксия среди неправославных оставалась вопросом политического значения. Несмотря на ряд уступок сектантским группам при Александре II, обвинений Халитова оказалось достаточно, чтобы начать множество расследований религиозной жизни и политических настроений в Беденги. Он гарантировал, что власти свяжут ложные верования с нелояльностью, обвинив своих противников в том, что они нападали на него за защиту молитв за царя. Сам же Халитов демонстрировал свою преданность имперским законам, шариату и царю. Он защитил веру от ереси и принял участие в полезной научной работе, в частности перевел арабоязычный исламский правовой текст, подготовленный профессором Казем-Беком; он также был соавтором публикаций некоего ученого, которого назвал просто Ваисовым.