Вероятность жесткого варианта некоторые оценивают в 1%, по причине отсутствия такой мотивации у наших элит. Ключевой момент - у нас к политике относятся как к виду бизнеса - людей, воспринимающих успех страны как свой, у нас нет. Один процент - это чудо, нормальное штатно повторяющееся в нашей истории русского чудо. У этого чуда есть вполне ясная предпосылка.
Господствующее отношение к политике как к бизнесу - что характерно на всей постсоветской территории, не только в России - свидетельствует о том, что никакой политики у нас нет (кроме, может быть, иногда, непосредственно политики верховной власти). То есть, нет и никакого политического класса, для которого категория успеха собственной страны является определяющей. Почему буксуют попытки постсовесткой реинтеграции? Потому что квазиполитические элиты воспринимают политику как бизнес. Это как в период феодальной раздробленности -князьям в голову не приходило принимать решения на основании этнической культурной и даже религиозной близости. Какое все это имеет отношение к «бизнесу»?
Напомним опрос в прошлом номере. Вопросом жизни и смерти «новую индустриализацию» считают 33% соотечественников по репрезентативной общенациональной выборке. И 87,5% «нашей» аудитории, то есть читателей нашего журнала и сайта. Вопрос, кто элита и может ли она быть элитой? То есть совместимо ли наличие такой элиты с выживанием страны? С социальной точки зрения весь процесс постсовестской эволюции - это процесс легализации воровства. И соответственно (а как же еще) формирование воровской национальной элиты. Которая кстати потом потребовала еще и легитимации этого воровства. И не получила ее от путинской власти именно потому, что эта власть не желала таким образом делегитимировать самою себя. Собственно, в этом социальный смысл конфликта власти с тем же Ходорковским - отказ легитимировать воровство. (С другой стороны, отказ дезавуировать воровство и таким образом сменить элиту, то есть отказ от революции - это и есть видимые границы возможностей такой власти). Так вот, 1% - «русское чудо» активируется в обстоятельствах, когда жизнь страны висит на волоске. Это содержание всех русских Смут. Инстинкт выживания превращает этот один процент в сто. То есть одно из двух - либо этот инстинкт есть, тогда это сработает. Или его нет. Тогда, как выражался Остап Бендер, «обращаетесь в лигу сексуальных реформ».
То есть, спрос на такую модернизацию в отдельных слоях и социальных группах нашего общества огромен. И слои эти, и группы будут востребованы. В случае угрозы войны. В широком смысле этого слова. Разница в том, что одни этой угрозы не видят, ментально отрицают, а другие видят. Какой уж тут консенсус. То есть еще раз: консенсус по «Новой индустриализации» будет, но только после того, как она будет сделана.
И кстати, в силу всего выше (и ниже) изложенного, драйвером такой индустриализации, в первую очередь драйвером технологической революции, может и должна стать в первую очередь «оборнка», которая, кстати, единственная обладает еще кое-какими не утраченными умениями, навыками и приоритетами мирового уровня. Когда пистолет приставлен к вику, первой начинает работать именно «оборонка».
Долгожданная ясность наступила. Вроде бы как. Объявленная «рокировка» в короткую сторону, казалось бы, должна восприниматься как самая естественная. Во всяком случае именно такая логика вытекала из принятого четыре года назад решения. Это логика и аппаратная, и политическая, и человеческая, этическая. Если Путин определенным образом заявил и доказал, что он не собирается «уходить из политики», непонятно, на каком основании (кроме формально конституционного, имевшего смысл четыре года назад) он должен был отказаться от первой позиции в нашей президентской республике. С политической точки зрения тандем был заявлен как союз единомышленников.
То есть все произошло ровно так, как и должно было произойти. Напрасно недруги и злопыхатели вбивали клинья в единство тандема.
На самом деле есть некоторое ощущение, что все это как-то не совсем так.