И тут Чарли поцеловал меня, прямо на снегу. Очень тихо, но так, как будто этот поцелуй дал нам власть над всей планетой. Я вдруг перестала ощущать снежинки. Было удивительно, насколько близко мы были друг к другу, как если бы были единым целым – одним организмом, одним бешено бьющимся сердцем, одной нервной системой, посылающей импульсы к нашим органам. Я чувствовала, что воскресла.
Потом он обнял меня крепко-крепко. И я тоже. Мне стало так спокойно, и хотя мы оба были уже с ног до головы покрыты снегом, было очень тепло ощущать его в своих руках. Мы держали друг друга, словно корни деревьев, которые переплелись между собой.
В мгновение ока мой разум переключился, и мне вдруг захотелось встать и убежать. Я должна была испугаться такого исхода. Но почему не испугалась? Я поднялась на ноги, подняла укрытый снегом рюкзак и быстро зашагала прочь. Не сводила взгляд со снега, по которому шла. Я чувствовала себя так, словно больше не была собой, – и только снег все продолжал падать, как будто ничего и не случилось. И вот тогда я поняла – жизнь не остановится ни при каких обстоятельствах.
– Постой! Что случилось? Ты испугалась? – крикнул Чарли мне вслед. Не останавливаясь, я покачала головой. Попыталась сосредоточить мысли на звуке падающего снега, чтобы успокоиться, но голос его звучал в голове, словно заевшее радио. Все это вранье, я знала, потому что снег молчал, и именно за это я люблю его больше всего. Так почему же мой разум создает несуществующие вещи?
– Ну, пока, Блю!
Он закричал, но его голос прозвучал очень тихо, почти тут же исчезнув среди многоэтажек, возвышавшихся вокруг нас. Я остановилась. Посмотрела направо и заметила отражение в витрине ближайшего магазина. И увидела стекающие по моим щекам слезы. Я стояла в снегу, словно крошечная черная фигурка. Снег был настолько ослепительно белым, что мои контуры буквально светились. Как жутко. Боже, какая я отвратительная. Потом я обернулась. Чарли до сих пор сидел на снегу. Сама невинность. У меня засосало под ложечкой, а сердце словно обожгло огнем. Губы пульсировали, а голова отяжелела. Мне нужно было что-то сказать, иначе я бы умерла.
И я сказала.
Тихо-тихо.
Я знала, что он меня не слышит. Я и сама себя едва слышала. Сначала я несколько раз повторила слово беззвучно. Проверила, каково оно на ощупь. А потом все случилось. И оно вылетело из моих губ.
– Пока, – прошептала я.
Повернулась и пошла дальше. Я заговорила. После пяти лет молчания. Я открыла рот и сказала слово. Простое, ничего не значащее слово. Но наполнила его таким смыслом, что мой мир перевернулся раз и навсегда.
28
На следующий день в школе я смогла лишь положить голову на парту и повторять его имя снова и снова. В моей душе бушевал пожар, доктор.
– Блю, сядь ровно, – попросила учительница на уроке истории. Я закрыла глаза, и перед ними зажглась неоновая надпись, и светящиеся буквы сложились в слово «Чарли». Я слегка наклонила голову и посмотрела на учительницу. Я сложила ладони пистолетом и направила их на нее.
– Ты прекрасно знаешь, что ведешь себя неприлично. Опусти руки. Сейчас я опять вызову тебя к доске. Сядь ровно и следи за ходом занятия, – отрезала учительница.
Я посмотрела на свою руку, и сложенные указательный и средний пальцы, направленные на учительницу, а еще этот большой палец, задранный в воздух, на моих глазах превратились в настоящий пистолет. Черный, тяжелый, готовый к выстрелу. Его металл холодил ладонь. Прощайте, учительница.
Я нажала на спусковой крючок.
Никто не обернулся. Учительница как ни в чем не бывало по-прежнему стояла руки в боки. Не было ни крови, ни паники, ни страха. Я медленно опустила руку и снова положила голову на стол. Пистолет исчез.
Я поняла, что выгляжу совершенно жутко, и мне тут же захотелось, чтобы Чарли пришел и показал, как снова стать красивой, спас от одолевавших мыслей о жестокой расправе.
Проходили дни. С тех пор как я осмелилась произнести что-то при Чарли, я больше не говорила ничего. Даже до сих пор сама поверить не могла, что у меня получилось тогда. Не могла представить, что другой человек… нормальный человек… может запасть мне в душу. И открыть коридоры и тайные проходы в ней, которых, как я думала, и вовсе не существует. Ни с того ни с сего… Заставить меня что-то чувствовать. Теперь путь к отступлению был отрезан – чувство это дальше скрывать не было смысла.
Я стояла перед дверью магазина, не зная, войти мне или нет.
«Уйди отсюда, – подумала я. – Если ты сейчас войдешь в магазин, назад пути не будет». Я не пошевелилась.