За радугой

Через окно я видела, как он читает книгу. Наблюдала, как его глаза пробегают по страницам, как зрачки быстро двигаются влево-вправо, фиксируя написанное. Между его бровей пролегла неглубокая складка. Он положил голову на руку. Его пышная темная шевелюра казалась не очень опрятной. Чарли был словно в другом мире, в мире необычайного спокойствия. Или, может быть, он просто очень хорошо умел скрывать свои разочарование и гнев. Он провел пальцем по странице книги, и я обратила внимание на его ногти – идеальной квадратной формы, немного закругленные по краям и очень короткие. Чарли пару раз постучал кончиками пальцев по стойке. Раз. Два. Три. Я почти услышала звук.

И тут Чарли поднял голову. Заметил меня. Помахал рукой. А я вспомнила слова, что однажды сказал мне Олли, когда меня в очередной раз дразнили в школе.

* * *

Способность любить является единственным мощнейшим даром, который есть в нашем распоряжении, – это огромная сила, которая может и созидать, и разрушать. Мы не хотим ненавидеть и бояться, но живем в таком мире, где любовь порождает ненависть и страх, – из разбитых сердец и разрушенных жизней. И всякий раз, когда тебе становится страшно, я хочу, чтобы ты помнила: уничтожить твой страх может только любовь. Но ни в коем случае не позволяй ей уничтожить твою смелость.

* * *

И я вошла в магазин. И словно снова ощутила твердую почву под ногами. Я больше не боялась. Ничего. И перестала слушать голоса в голове.

* * *

– Пойдем, я кое-что покажу тебе, – сказал Чарли, когда я дошла до стойки, и встал с места. Снял пиджак со спинки стула и повел меня за собой. Чарли вошел в подсобку, и я последовала за ним. Он взял меня за руку. Его ладонь была намного крупнее моей, и я подумала, насколько он старше, и сильнее, и выше. Он толкнул большую темную дверь, которая вела к красной витой лестнице. Словно блестки вокруг рождественской ели, на лестнице тут и там валялись засохшие кусочки красной краски. Чарли держал меня за руку, и мы шли вверх по лестнице, вверх, вверх, пока не дошли до самого верхнего этажа. Он открыл еще одну дверь.

Мы вышли наружу и спугнули нескольких птиц, сидевших на крыше. Виден был весь город, покрытый снегом, который напоминал мягкий белый пушок на свежем персике. Я видела сотни зданий, больших и маленьких. С разбитыми окнами. Начищенными до блеска окнами. Розовыми стенами. Черными стенами. Серыми стенами. Видела заброшенные здания, которые я так любила. И здания, полные жизни. Вокруг виднелись грязно-серые лужи от растаявшего снега.

– Тут тебе никто не посмеет причинить боль, – сказал он, повернувшись ко мне. – Здесь только мы с тобой вдвоем. Тут я чувствую себя в безопасности. И хочу, чтобы ты чувствовала то же самое.

Я подошла к краю крыши и посмотрела вниз. По тротуару шли люди, бежали собаки, а рядом ехали автомобили. Я подняла руку и сделала вид, что только что раздавила крошечного человечка двумя пальцами. Набрала побольше слюны и плюнула, как маленький ребенок. Наблюдала, как плевок пролетел по воздуху и шлепнулся рядом с деревом. Теперь он останется там навеки. Просочится сквозь землю и застрянет между трещинами в тротуаре навсегда, и хоть что-то останется на Земле от меня. Теперь я не боялась уйти.

Я посмотрела на Чарли. Внезапно где-то в глубине души возник странный порыв. Нужно было что-то сказать. Иногда у меня такое уже бывало: я хотела подойти к незнакомой женщине на улице и сказать, что у нее красивые туфли или прическа. Я собирала в кулак все свое мужество, обдумывала, что именно произнесу и как, но потом, в самый последний момент, я всегда сдавалась – просто смотрела с сожалением, как они проходят мимо. Но я больше не хотела мириться с этим сожалением. Я готова была что-то сказать. Или все-таки нет? Последние пять лет я обещала себе этого не делать. Однажды я уже нарушила это обещание. Нельзя же и дальше нарушать его и просто о нем забыть. Нельзя. Или можно?..

Голубь приземлился на крышу и заглянул мне прямо в глаза. Я когда-то знала девушку, которая умела говорить с голубями. Она была очень худой, а ее волосы были тонкими и светлыми. Она всегда была в окружении голубей. Голуби просто любили ее. Когда она отправлялась за покупками, они ждали ее за дверью продуктового магазина. А ночью, пока она спала, голуби сидели на ее подоконнике. Но однажды девушка отправилась к озеру и не вернулась. Голуби проплакали двенадцать дней. А потом разлетелись – каждый в свое укромное местечко – и молча умерли с горя.

Простите. Правда тут только в том, что у меня была знакомая тощая блондинка. Остальное я выдумала.

В лицо ударил ветер. Голубь улетел.