За речкой шла война…

Квартирка оказалась без удобств, с водопроводом на улице, с печным отоплением, без газа. Забор, огораживающий дворик, повалился в одном месте внутрь, в другом – к проулку. Сам дворик страшно запущен – мусор вдоль стен, большая куча глины перед незасыпанной ямой. Глу бину ямы определить невозможно – наполнена водой. Шмер пояснил, что год назад в мансарды планировали провести водопровод, но трубы пропали… тыловики, видно, продали.

Никита с опаской ступил в накренившийся влево и назад туалет. Строение шевельнулось, но не рухнуло. Ну-ну, сегодня пронесло. А завтра? Завтра будет лучше, чем вчера!

Внутри домика за входной дверью – веранда, маленькая кухня с печью, прихожая с лестницей на второй этаж и две одинаковых комнаты одна над другой, в каждой по узенькому окошку. На втором этаже, над кухней, чуланчик без окна, «тещина комната». Красота! Живи и радуйся свободе!

Соседей – двое. У одного – такая же квартирка, у другого – половина дома.

…Шмер-таки навязался к Ромашкину в квартиранты (напомнив несколько раз, кто, собственно, помог с жильем). В довесок привел с собой ординарца, молодого солдатика Кулешова. Курсант был рад до безобразия: варить каши и супы веселее, чем бегать по тактическому полю и маршировать на плацу. Так и зажили втроём в разных комнатах, на разных этажах. Кулеш в тёщиной поселился.

После окончания проверки офицеры роты настояли на «вливании» в коллектив. Ритуал нехитрый: купить много спиртного и закуски, собрать всех вместе и напоить. Одновременно с Никитой пришлось и Шмеру обмывать новое звание – «старший лейтенант». Съездили в город, набрали зелени, овощей, водки, банок с рыбными кон сервами. Накрыли стол в подвале, в каптерке. Ну-с, приступим?

Приступи-или… В общем, всё как всегда. Вплоть до полного безобразия. Самое безобразное безобразие – ротный Неслышащих, дозрев и перезрев, принял шкаф с шинелями за сортир и того этого… окропил желтеньким. Нет, ему кричали, но он-то – Неслышащих. И Несоображающих, блин! Матерясь, вытолкали ссыкуна за дверь. Обратно к столу он не возвратился. А шинелки… Ладно, завтра. Будет лучше, чем вчера. Там посмотрим. Не прерывать же застолье!

Никита все-таки прервал – сам для себя. Пора-пора. Тихо-тихо, по-английски, не прощаясь. Нет, серьезно, мужики. Иначе в недалекой перспективе будет циррозно… Спать пора, уснул бычок, лег в коробку на бочок.

Ага, как же! Только он выдохнул – примчался посыльный: срочный вызов в штаб полка! Снова здорово! Что еще?!

В кабинете замполита солдатик-киргиз, из второго взвода, с перевязанной свежими бинтами головой, тщился написать по-русски объяснительную. Бердымурадов нависал над ним со спины, пытаясь направить на путь истинный, то бишь более-менее грамотный.

– А-а! Лейтенант! Полюбуйся, что у тебя в роте творится! – воскликнул Бердымурадов.

– А что творится? – осторожно спросил Ромашкин, стараясь дышать в сторону.

– Не знаешь, да? А должен знать!.. – И Бердымурадов раздельно проговорил: – Командир! Роты! Палкой! Ударил! Бойца! По! Голове!.. Солдат, выйди…

Солдат вышел.

– Он что, идиот? – в сердцах воскликнул Бердымурадов.

– Кто? Солдат?

– Вы мне тут не прикидывайтесь, лейтенант! Какой солдат?! Недумающих ваш!

– Неслышащих, – автоматически поправил Никита. И автоматически открестился: – Он не мой, он мне по-наследству достался.

– Какая разница! Непомнящий, Невидящий…. Вбежал, понимаешь, в казарму и помочился в тумбочку дневального! Дневальный пытался что-то возразить… А ваш ротный – бац его шваброй по затылку! Он нормален, ваш ротный?

Никита неопределенно пожал плечами.

– Значит, так, лейтенант! Найти ротного, и ко мне его в кабинет! Бегом, лейтенант!

Ага, найдешь его, как же! Спрятался, поганец! А окликай не окликай – он Неслышащих…

Сволочь Витька Неслышащих объявился только на утреннем построении. Проспавшимся и бодрым. Всё отрицал. А солдат? А солдат врёт. А по башке его кто шваброй? А никакой швабры, сам поскользнулся, упал, очнулся, гипс, вот пусть сам скажет. Ну-ка, солдат, скажи? Я киргиз, по-русски плохо, поскользнулся, упал…

Командование махнуло рукой. И сказало: «Поехали!». В смысле, проехали.

* * *

– Врешь! Вот сейчас врешь! – возмутился москвич Котиков. – Не бывает такого, чтоб ротный – и ссыкун!

– Бывает! – заступился за приятеля Кирпич. – У меня в училище комбат был типа этого Недумающего. Постоянно норовил по пьяному делу у оружейной комнаты пристроиться.

– Ладно, поверим, – махнул рукой Большеногин. – Мели, друг мой, дальше.

Глава 5. Запой

Общага гуляла больше недели. В запое пребывали обитатели двух этажей кирпичного барака, за исключением жильцов из четырёх комнат для семейных. Они бы тоже с удовольствием присоединились, но жёны отлавливали своих супругов на подходе к крылечку.