За рекой, за речкой

Пообещал, а выполнить обещание неохота или слишком хлопотно. Но неудобно оказаться перед соседом зайцем. Вот и изводит себя понапрасну.

Мне не нужна эта табуретка, поскольку достался от прежних хозяев симпатичный пенек с прибитой сверху дощечкой. Мой стул ни на чей не похож, тем он мне и мил.

Знает и дед, что табуретка мне не нужна, но ему хотелось чем-то отблагодарить меня за то, что на следующий после вселения день я решился вымыть заскорузлые полы.

Вообще он умеет ценить добро, даже то, которое незаметно и делается машинально. Он помнит каждое ведро воды, принесенное тобой от водовозки в комнату. Если Андрюха или я затеяли какую-либо приборку, перестановку, дед тут же хватается помогать. Он, похоже, и впрямь настрадался со своими охламонами и истосковался по порядку и мало-мальскому уюту.

Он в некотором роде даже чистюля.

— Дед! — говорит ему Андрюха. — Ты как девица, которая принимает любовника.

— Что такое? — настораживается дед.

— Каждый день у тебя постирушки.

— Да ведь неохота ходить в грязном.

Вывешивает на веревку над своей койкой полдюжины застиранных платочков.

— У меня всегда так, даже когда пил. Три платка рабочих, три выходных.

Правда, отличить рабочие от выходных трудновато — благоприобретенный цвет одинаков.

Утюга его белье не знает, но нельзя сказать, что дед ходит помятым. Однажды застаю такую картину: дед держит штаны за опушку, Андрюха — за концы штанин. Возят их туда-сюда через спинку кровати.

— Да вот, брюки гладим.

На двух веревках у него над кроватью всегда почти весь гардероб. Вольно натянуто выстиранное белье. Собрано в угол уже сухое. Накидано друг на друга намеченное к стирке грязное.

Изредка, увидев нашу дверь открытой для проветривания, заходит вахтер Лена.

— Как у вас теперь чисто! — преувеличенно хвалит она. — Ряднов! Ты ли это?

Деду эта бесцеремонность не по душе. Сам-то он не прочь поговорить иногда о том, что жил недавно похуже. Но слышать это от постороннего — обидно.

— А что?! Я и раньше таким был. Подумаешь, когда выпью да тебя обложу, что плохо службу несешь.

— Подумаешь… — в тон ему отвечает Лена.

— Сделай ей справедливое замечание, а потом иди штраф плати. Вот порядки!

У деда открываются старые раны.

Вообще деду в последние дни живется неспокойно. Каждый считает своим долгом удивиться дедовой трезвости, поздравить его или выразить сочувствие.

— Дед! Ё-мое, первый раз тебя вижу трезвым, — удивляется пьяненький гость.

— А что хорошего-то?! — жалуется дед. — Жизни не вижу. Сплю да работаю. Работаю да сплю.

— Пьянка для тебя — жизнь? Ё-мое!.. Наоборот — потеря жизни. Ты верную треть своих годов потерял.

Дед не сердится, но твердит свое:

— Жизни не вижу. Не вижу — и все тут…

Но это не совсем серьезно. В глубине души он собой доволен — пересилил себя.

Кончив пить, он, в самом деле, ужаснулся — куда девать время и себя в нем. Привычка развлекать себя чем-то иным, кроме пьянства, не нажита, скорее всего, утеряна, а готовых развлечений… Для развлечений наш поселок мало оборудован. Можно ходить в горы, заниматься даже скалолазанием, но не тот возраст, да и стыдно — засмеют. Заняться столярным делом — душа не лежит. Книжки читать? Библиотека закрыта. Да, собственно, если бы она и работала, он бы туда не пошел — поднялся бы шум на весь поселок. Дед по-своему застенчив и беззащитен перед насмешкой.

Жить не для кого. А для себя неохота и нет смысла — жизнь прожита. Может быть, он и не так рассуждал, но мне иногда казалось, что рано или поздно он сделает такой вывод и запьет окончательно.

Он предсказывает погоду и часто бывает точен в прогнозах.

— Дед! Какая погода будет в выходной?

— А какое сегодня число?

— Восемнадцатое.

— Та-а-ак. Кончается третья четверть. К полнолунию. Погода ухудшится.

Мы всей комнатой ждем выходного. Особенно нетерпеливо ждет дед — он чувствует ответственность за свой прогноз.

В субботу, рано утром он приклеивается к окну, рассматривая Колдун-гору, как называет он пик Гранитный, возвышающийся над поселком с западной стороны.

— Облачность — двенадцать баллов. Просветов нет ни хрена. Ветер зюйд-вест, слабый. Колдун-гора чистая. До завтра ничего страшного не будет.

Воскресное утро тоже начинается с дедовых объяснений:

— Сегодня — сплин, как говорят англичане. Колдун-гора в облаках. Это первая гряда. Она пройдет мимо — дождь будет на перевале. Вторая спустится ниже — для нас.

Точно — после обеда пошел дождь. Мы забрались в комнату.

— С полдён на семь дён. На неделю, значит, зарядит.

У деда-метеоролога появился соперник — Андрюха. У него к непогоде начинают ныть простуженные в детстве ноги.

— Я говорил, что сегодня дождь будет, — упрекнул как-то промахнувшегося деда Андрюха. — А ты — завтра.

— Ну, у меня научные обоснования. У тебя — физиологические, — дед прячет свое поражение в туман научной терминологии.

У деда, особенно когда он в подпитии, страсть к ученым словам. Поразить противника непонятным словом, когда исчерпаны аргументы — это не основная цель. Главное — намек на то, что он, никому не нужный пьянчужка, был знаком и с лучшими временами.