За решеткой

— Вот только он ворвался в ее квартиру, пока мы говорили по телефону. Я слышал лишь то, как он орет, а она кричит и плачет. Загрохотала мебель, она выронила телефон. Я слышал, как трубка упала на пол. Кеон звал маму, а потом последовал пронзительный визг, который я не могу описать. Это стало для меня последней каплей, — Бишоп покачал головой. — Я знал, что я освобожден под честное слово. Я знал, что мне нельзя приближаться к ней. Но... я побежал. Я побежал так быстро, бл*ть, потому что я знал... я знал. Но я оказался слишком медленным.

Одна слеза скатилась по его щеке, и он смахнул ее с нарастающей злостью.

— Я опоздал, черт возьми, а когда я добрался туда, он был... — нижняя губа Бишопа задрожала, и он грубо провел рукой по лицу. — Везде была кровь. На ковре, на мебели. Иисусе, это было ужасно. Он снова и снова продолжал вонзать в нее нож.

— Я вообще не думал о своей безопасности. Я бросился вперед и атаковал его. Мы дрались. В итоге я одержал верх и забрал нож, но он сбежал. После этого я разрывался. Мне гнаться за ним или позаботиться об Аянне? Думаю, я был в шоке, потому что весь мой мир перевернулся вверх дном. Аянна и Кеон не шевелились, и крови было так много. Так много, много. Малыш Кеон, он... я пытался их разбудить. Я пытался не дать Аянне истечь кровью. Говорил, что она не может умереть у меня на руках. Все мое тело тряслось и дрожало, я едва мог видеть. Я... знал, что уже слишком поздно. Я знал, что они оба умерли. И тогда я услышал сирены, — он ушел в себя, явно видя тот день в своем сознании. Он превратился в каменную статую, напряженную и старающуюся оставаться неподвижной, вот только он дрожал точно так же, как в описываемый день.

— Бишоп? — мой голос донесся сквозь дверь, но он не отвечал, не моргал. Он потерялся в том давнем моменте. Его засосало прошлое, полное ужасов. — Бишоп, посмотри на меня.

Он не мог. Я сомневался, что он слышал меня сквозь хаос бури в его голове. Он раскрыл руки и посмотрел на свои ладони. Левую рассекал старый шрам. Тогда я понял, как он его получил.

Рана от самообороны.

— Я даже не знал, что держал нож в тот момент, когда туда приехала полиция Остина. Они продолжали орать мне «Брось оружие. Брось оружие». Когда я увидел его в своей руке... Когда я понял, что увидела полиция, и как все выглядело, я знал.

Его огромные ладони тряслись, крупные слезы падали на них все чаще и чаще, пока этот гигантский сломанный мужчина разваливался на куски.

Я не думал о последствиях. Зная лишь то, что мне надо утешить Бишопа и оттащить его от обрыва, я повозился с ключами, пока не нашел тот, что отпирал люк на двери. Глянув в обе стороны, я открыл маленькую дверцу и запустил руку внутрь, взял ладонь Бишопа со шрамом и сжал изо всех сил, вливая в этот контакт как можно больше силы и сострадания. Это все, что я мог предложить, и этого было достаточно для увольнения, если я не буду осторожен.

Но мне было все равно.

Как только я установил контакт, Бишоп дернулся и резко втянул вдох. Он не отстранился, но долгую минуту смотрел на наши руки, после чего его пальцы сжались поверх моих. Прошла еще одна минута, и штормовой взгляд Бишопа встретился с моим.

— Ты не можешь так делать, босс. Не можешь...

— Заткнись и иди сюда, — я прислонился головой к стеклу, глазами умоляя его послушаться.

Он подчинился. Его лоб прислонился к моему через прохладное окно. Наши взгляды встретились. Наши души переплелись.

— Я тебе верю, слышишь? Я знаю, что ты пытался ей помочь. Я знаю, что ты не вредил ей или ее сыну, — я крепче сжал его ладонь. — Ты не один.

Он тоже стиснул мою руку покрепче, и мы долго просто смотрели друг на друга. Наши узы становились сильнее. Наша связь крепла.

Губы Бишопа шевелились, формулируя слова, но ничего не послышалось. Он зажмурился, открыл глаза и попытался снова. Его голос звучал так приглушенно и хрипло, что я силился расслышать.

— Я любил ее, но не был в нее влюблен.

— Знаю.

— Я... Девушки не нравятся мне в таком плане, ты понимаешь, что я говорю?

— Да. Мне тоже.

Его ладонь отчаянно цеплялась за мою, словно я был единственным, что давало ему силу признаться в самых глубинных и темных секретах.

— Я никому раньше не говорил.

— Ты хранишь мои секреты, я храню твои. По рукам?

— По рукам.

Глава 11

Стены давили со всех сторон, пока я сидел на диване, сжимая руками затылок. Я пробыл дома час и не знал, куда себя девать. Для пробежки слишком жарко, и я был слишком взвинчен, чтобы спать. В моем мозгу проносился миллион мыслей в минуту, и я был уверен, что если не буду держаться за голову, то она взорвется.

Учитывая ужасную историю Бишопа, его признания относительно ориентации, мои действия (открытие люка, чтобы дотронуться до него) и нашу растущую связь, я не знал, что делать. Со мной никогда прежде такого не случалось. Я был настолько не в своей тарелке, что утратил всякие ориентиры.