Мои мысли метались от невиновности Бишопа к моим крепнущим чувствам к нему, и я с ревом вскочил с дивана и принялся ходить туда-сюда по гостиной. Во что я ввязался, черт возьми? Почему я позволил этому настолько выйти из-под контроля? Мне не стоило читать статьи о нем. Не стоило задавать вопросы.
На кухне я постоял перед открытым холодильником, невидящим взглядом смотря на полки и вспоминая наш разговор. Я видел его слезы, снова чувствовал дрожь его рук, наплыв эмоций, хлынувший из него в меня. Мое сердце ныло, когда я вспомнил отчаяние, с которым он за меня держался.
Мне не стоило отпирать тот люк.
Мне не стоило прикасаться к нему вот так.
Раскаяние — забавная штука. Джефф его не чувствовал, и я тоже.
Захлопнув дверь холодильника, я еще немного походил туда-сюда, снова и снова проводя пальцами по волосам, пока те не встали дыбом. Мое сердце колотилось вдвое быстрее, и в какой-то момент я стиснул грудь, повелевая ему успокоиться.
Достав телефон из кармана брюк, я прислонился к столу и посмотрел на него, размышляя и решая, с кем можно поговорить, чтобы меня поняли. Я не из тех, кто обычно переваривает в одиночку. Единственный способ избавиться от тревоги — это выговориться. К сожалению, мой психотерапевт остался в Мичигане вместе с надеждами на то, что я забуду инцидент, приведший меня сюда.
Я мог бы позвонить маме. Она послушает. Она всегда слушает, несмотря ни на что, но она будет беспокоиться. Мне меньше всего хотелось говорить ей, что я влюбляюсь в мужчину из камеры смертника.
Мои друзья дома отдалились после инцидента. Я был напряженным и встревоженным. Злым. Я вываливал вину не на тех, на кого стоило, и из-за этого потерял друзей. Те немногие, что остались рядом, не связывались со мной после отъезда из штата. Справедливости ради, я тоже не связывался с ними из-за своего упрямого желания начать с чистого листа.
Оставался только Хавьер.
Поколебавшись, я положил телефон на стол и прислонился головой к раздвижным дверям, которые вели на задний двор. Там зарождался очередной жаркий летний день в Техасе. Высоко на деревьях чирикали птицы, голубое небо было ярким и безоблачным. Стекло под моим лбом было теплым, и я закрыл глаза, вспоминая ту связь, что мы с Бишопом делили через маленькое окошко его камеры.
Я сжал руки в кулаки, и мне хотелось ударить по чему-то, чтобы выпустить скопившуюся внутри энергию. Резко развернувшись, я сердито посмотрел на телефон и хрустнул костяшками пальцев. Думая. Думая.
Хавьер на работе. Даже если он тот, с кем можно поговорить, он сейчас недоступен.
Вот только я сойду с ума, если ничего не сделаю.
Не позволяя себе дальнейших размышлений, я схватил телефон со стола и напечатал ему сообщение.
Энсон:
Пот выступил на лбу, когда я нажал «отправить». Мои внутренности превратились в скомканный узел. Я бросил телефон, достал пиво из холодильника, открутил крышку и выпил половину залпом.
Мне все равно не удастся поспать.
Была половина двенадцатого, когда я свернул на парковку перед Полански. Я точно знал, что Хавьер с завидной регулярностью проверял телефон на обеде. Поскольку несколько лет назад в тюрьме установили устройства, блокирующие сотовую связь, для надзирателей вполне типично было выбегать на улицу, чтобы проверить сообщения или написать друзьям.
Для уединения я выбрал место в дальнем углу парковки, дальше всего от будки охраны и ворот. Поскольку солнце испепеляло землю, я оставил машину на холостом ходу, и кондиционер работал на максимум.
Хавьер показался вскоре, заметил меня и пересек парковку. Солнцезащитные очки прикрывали его глаза, и он шел ко мне с ослепительной улыбкой и всем возможным высокомерием. Он плюхнулся на сиденье рядом со мной и захлопнул дверь.
— Вашу ж мать, вот это жара, — он снял очки и вытер пот с переносицы, затем направил кондер на свое лицо. — Ты чего не спишь, черт возьми? Такими темпами у тебя будет дерьмовая ночь.
— Не думаю, что смог бы уснуть, даже если бы захотел.
Он не надел очки обратно и повернулся на сиденье боком, чтобы смотреть на меня. Когда рация на его плече затрещала, он ее отключил.
— Что-то случилось. Что именно? Я понял по твоему сообщению, что ты не в порядке.
Я повел языком по зубам и разглядывал машины на парковке, не зная, с чего начать и чем вообще можно делиться.
— Я влип по уши и не знаю, что делать.
— Влип по уши как именно?
Поколебавшись, я потер небритый подбородок, подергал коленом.
— Ты когда-нибудь работал с заключенным, зная, что он невиновен?
Поначалу Хавьер ничего не говорил. Затем поерзал на сиденье и помотал головой, словно неверно меня расслышал.
— О чем ты говоришь?
— Ну так работал?