Я больше не стеснялся рассказывать Бишопу о мире за пределами тюрьмы. Почти двадцать лет за решетками (пятнадцать в отсеке смертников и еще несколько лет в колонии общего режима до вынесения приговора) принесли немало изменений, о которых он не знал, и он внимательно слушал, пока я говорил о технологических новшествах и политике. Ему нравилось, когда я упоминал знакомые места или вещи, которые он мог связать со своим прошлым. К примеру, фильмы или запах солнечного света роз, вкус жареной на углях кукурузы или ощущение капель дождя на лице, когда я однажды вечером приехал на работу в грозу.
Он впитывал, слушал и улыбался.
Каждый раз, когда я удостаивался его широкой белозубой улыбки, мое сердце пропускало удар, ныло и томилось.
Каждое утро я уходил, чувствуя себя все более и более привязанным к тому мужчине в камере Б21.
Отправляясь домой, я сосредотачивался на его деле вместо того, чтобы спать, выходить на пробежку, смотреть телик или слушать музыку. Я прочел каждую бумажку, вложенную в ту папку. Полицейские отчеты, письменные показания, апелляции, записанные свидетельства и весь процесс суда, изложенный стенографистом. Дойдя до конца, я стал перечитывать заново, ведя свои заметки и обдумывая каждое слово.
Ближе к концу второй недели я осознал, что не позаботился о том, чтобы снова обменяться ночными сменами. Открыв расписание на ноутбуке, я посмотрел, кого куда назначили, и позвонил одному из парней, который должен был работать ночную смену в ряду Бишопа.
— Прости, приятель, не могу.
— Не проблема, спасибо.
Со вторым офицером тоже не повезло. Он ответил прямым отказом. Посмотрев расписание, я проверил, кто стоял в утренних и послеобеденных сменах в той секции на следующей неделе. Это запасной вариант. Мое внимание привлекло имя Хавьера.
— Раз плюнуть.
Я послал Хавьеру сообщение, попросив позвонить мне в обеденный перерыв.
Мой телефон зазвонил ближе к часу. Я снова с головой ушел в изучение дела Бишопа и не осознавал, как поздно.
— Ты вообще спишь? — сказал Хавьер вместо приветствия.
— Отосплюсь после смерти. Хочу попросить об одолжении.
— Что такое?
— Можешь поменяться со мной сменами на следующей неделе?
Последовала пауза, и я представлял, как Хавьер мысленно представляет свое расписание на неделю.
— Поменяться хочешь? Да, почему бы и... Погоди минутку. Серьезно, бл*ть? Это его секция. Ты что творишь, чувак? У тебя будут проблемы.
— Зачем? Из-за чего? Какая разница?
— Энсон, — его голос понизился. — Что бы ты ни делал, прекрати. Ничего не получится. Он за решеткой, ты на свободе. Пойми ты это. Он в отсеке смертников. Это не изменится, брат. Его не выпустят. Это тебе не мелодрама и не мыльная опера. Вы не сможете уехать в закат к счастливой любви. Его казнят. Смирись с этим, пока не навлек на себя проблемы.
— Ты засранец, знаешь, да? Я не тешу себя иллюзиями. Я не идиот. Я знаю ставки. Я прошу тебя всего лишь поменяться со мной сменами. Позволь мне разобраться с этим. Это мое дело, а не твое.
Прошло целых тридцать секунд просто дыхания в трубку, затем:
— Он тебе реально нравится, да? Это не какое-то очарование или любопытство к его преступлениям. Он зацепил тебя, задел за живое.
Я не ответил. Да и как тут ответишь? Признаться даже самому себе в растущих чувствах к Бишопу было непросто. Сказать это вслух просто невозможно.
— Энсон? Слушай, я твой друг. Я волнуюсь, что это большая ошибка.
— Я читал материалы по его делу. Все. В моем сознании не осталось сомнений, что он невиновен. Это классический пример того, как раса, экономический статус и политика объединились и сработали против него. У него не было шанса. Его лучшая надежда — общественный защитник, а ты знаешь, как они работают и переживают за подопечных. У них слишком много работы за слишком мизерную зарплату. Им плевать. И ты прав, если ничего не изменится, он умрет, — я помедлил, позволяя переварить эту информацию, и прошептал: — И я не уверен, что это сделает со мной.
Хавьер ничего не говорил. Его ровные вдохи и выдохи были единственными звуками на линии.
— Ты можешь мне помочь? Просто... позволь мне провести время с ним. Не осуждай меня за это.
В телефоне раздался протяжный обреченный вздох.
— Это вызовет подозрения. Ты третью неделю подряд будешь работать в том блоке. Такие вещи замечают, — Хавьер помедлил. — Поменяйся с кем-нибудь из трансфера. Ты все равно его увидишь, но это не привлечет их внимание.
Об этом я не подумал. Сопровождение — не идеальный вариант, но лучше, чем ничего.
— Ладно, так и сделаю. Спасибо.
— И Энсон?
— Да.
— Мы с тобой собираемся на этих выходных. Пиво. Барбекю. Выходные для мальчиков. Чтоб немножко перестать думать об этом месте.
— Звучит здорово.
— Я серьезно.
— Знаю.
***
— Ты себе не представляешь, как я рад тебя видеть. Я забеспокоился, увидев расписание. До меня доходили слухи о том парне. Ты его знаешь? Он правда такой мудак, как говорят?