Читаем За рубежом и на Москве полностью

— Что делать? Я и сам про то думаю, но придумать пока не могу, — в недоумении развёл руками Матвеев. — Гаден вон уже сделал извет на тебя. А опознал-то тебя ваш же Посольского приказа дьяк. Им ведь глотки не заткнёшь. Если не вслух, так втихомолку станут об этом шушукаться. Пока, правда, особенного ничего нет. Гадена я турнул отсюда да завтра ему намылю голову за то, что поклёп возводит на товарища. А за дьяком следить велю и, чуть что, заставлю его замолчать. Ну а что касается тебя, то уж, видно, коли назвался груздем, так полезай в кузов: оставайся по-прежнему на царской службе дохтуром Аглиным, а там дальше будет виднее, как дело пойдёт. Может быть, если будет удобный час, я царю обиняками расскажу всю твою историю и тебе прощение испрошу. Важно тут то, что ты первый дохтур будешь из наших, русских людей. Не всё, стало быть, в чужеземцы ходить нам за всем. Может, царь на это поддастся. А ты тем временем старайся править как можно лучше свою службу, прилежничай.

— Спасибо тебе, боярин, за всё, — с чувством сказал Яглин. — Успокоил ты меня с этой стороны. Вот теперь мне только бы дознаться: жив ли мой отец?

— Ну, про это тебе ничего сказать не могу. А что воевода свияжский и до сих пор ещё на воеводстве, так это доподлинно знаю. Ну и с тем делом следует ещё погодить: тебе надо ещё себя обелять. — Поговорив ещё несколько времени и обнадёжив Яглина, Матвеев расстался с ним. — Да приходи ко мне в воскресенье на пирог со своей гишпанкой, — сказал он на прощанье. — Вот и будем мы с тобой оба русские да с чужеземными жёнами.

Позже Яглин ещё не раз задумывался о судьбе этого передового человека того времени, а пока они расстались.

XVIII


«Декабря в пятый день Великий Государь указал быть за собою, Великим Государем, в походе в Троице-Сергиеву лавру из Аптекарского приказа с лекарством дохтуру Симону Зоммеру, да дохтуру Роману Аглину, да аптекарю Крестьану Эглеру, костоправу Степану Максимову, лекарю Фёдору Ильину, да истопнику, сторожу, да ученику. А под лекарства указал Великий Государь дать: три подводы дохтуру Симону, три подводы дохтуру Роману, четыре подводы лекарю, да костоправу, да ученику, по подводе человеку, сторожу да истопнику. Подводы с санями и проводниками из Ямского приказу. А прогонные деньги даны будут из новой аптеки».

Такую бумагу получил Яглин.

Он хорошо понял, что это — дело рук Матвеева, который хотел, чтобы он почаще попадал в поле зрения «светлых очей государевых», чтобы Тишайший присмотрелся к нему — и из этого, быть может, выйдет что-нибудь путное.

В середине дня Матвеев, Яглин и Зоммер и аптекари старой аптеки наряжали особую царскую походную аптеку. На большом столе стояла «шкатула», разделённая на четыре ящика, два пустых короба и «заморский ящик с весками и скрупонами». Аптекари принесли целую груду пустых сулеек (склянок) со стеклянными пробками и налили туда различного рода масла — коричное, янтарное, гвоздичное, мускатное, миндальное, горькое и сладкое. В другие склянки — побольше — были налиты эликсиры и эссенции, «духи» (спирты), «водки апоплектики».

Между первым и вторым рядом, в исподнем меньшем ящике, лежали: ложка, чарка, две лопатки серебряных, пестик медный, тафта белая да алая.

Пониже, в третий ящик, в круглых сулейках, поставлен был запас «водки апоплектики», затем «безую пять нарядов без инроговой кости, безую же пять нарядов с инроговой костью».

В самом нижнем ящике стояли в стопках разные сахары, соли, пластыри, порошки — «пургацейный», от глист, от насморка, от кашля и «бальсамы» в костяных сосудах. Кроме того, были положены склянки с сиропом «из жеребячья копыта», «дух из червей», «дух из муравьёв».

— А книги лечебные не забыли? — спросил Матвеев аптекарей.

— Нет, боярин, — ответили те и подали «Травник учителя и дохтура Симона Спрения», «Зельник» его же и «О простых лекарствах от Диоскорида и иных многих».

Когда укладка походной царской аптеки была окончена, Матвеев вышел из аптеки и, садясь в колымагу, сказал Яглину:

— Садись, дохтур Роман, подвезу.

Яглин сел рядом с ним, и они поехали.

— Ну, брат Роман, вот тебе случай, — сказал Матвеев, — я нарочно сказал государю, когда он спросил меня, кого я дам ему из дохтуров в дорогу, что и тебя поставлю в списки. «Кажись, молоденок он будет?» — сказал государь. А я ему и говорю: «Наука лечебная, надёжа-царь, всё равно что звёзд небесных лечение: никогда на месте наука не стоит, а все дни вперёд движется. Так и дохтур Роман: он ещё недавно из высоких школ вышел и все новинки по лечебной науке знает». — «Боюсь я чего-то, Сергеич, нового-то. Не лучше ли по старинке-то?» — «Государь, — говорю, — ничто в натуре не стоит: ни вода, ни ветер, ни звёзды, ни года перемены. Всё движется, в том и жизнь, так и в жизни человеческой надлежит движению быть». — «Ну, ин ладно, — говорит государь, — ставь лекаря Романа!» Я и поставил тебя в список.

— Боязно, боярин, — произнёс Яглин. — Всё время на царёвых очах придётся быть.

— Оттого я тебя и поставил, чтобы ты сначала примелькался государю, а потом я улучу удобное время и издалека расскажу про тебя.

Перейти на страницу:

Все книги серии Государи Руси Великой

Похожие книги

Живая вещь
Живая вещь

«Живая вещь» — это второй роман «Квартета Фредерики», считающегося, пожалуй, главным произведением кавалерственной дамы ордена Британской империи Антонии Сьюзен Байетт. Тетралогия писалась в течение четверти века, и сюжет ее также имеет четвертьвековой охват, причем первые два романа вышли еще до удостоенного Букеровской премии международного бестселлера «Обладать», а третий и четвертый — после. Итак, Фредерика Поттер начинает учиться в Кембридже, неистово жадная до знаний, до самостоятельной, взрослой жизни, до любви, — ровно в тот момент истории, когда традиционно изолированная Британия получает массированную прививку европейской культуры и начинает необратимо меняться. Пока ее старшая сестра Стефани жертвует учебой и научной карьерой ради семьи, а младший брат Маркус оправляется от нервного срыва, Фредерика, в противовес Моне и Малларме, настаивавшим на «счастье постепенного угадывания предмета», предпочитает называть вещи своими именами. И ни Фредерика, ни Стефани, ни Маркус не догадываются, какая в будущем их всех ждет трагедия…Впервые на русском!

Антония Сьюзен Байетт

Историческая проза / Историческая литература / Документальное
Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Историческая проза / Классическая проза ХX века