За руку его держи

– Ни слова больше. Просто пой. Очень хочется послушать, – я показала, будто застегиваю молнию от одного уголка рта до другого, и затихла в ожидании.

И он действительно запел. Было слышно, что он нервничает, порой, сбивался и пел мимо нот, – но это прозвучало очень мило. Чувствовалось, что ему не хватало инструмента, поэтому он ритмически помогал себе, хлопая в ладоши, по коленям и даже по стене лифта. Мелодия прыгала то вверх, то вниз, как я люблю, а слова были простыми и искренними, и мгновенно открыли эту бездонную кладезь романтики его души. Почему-то мне показалось, что за своей маской мужественности и рубахи-парня, он чувственно раним.

Когда он закончил, в моих глазах стояли слезы. Я не могла объяснить их появление и скрыть тоже. Пока он пел, ни разу не отвел взгляда, будто закидывая каждое слово как семечку на благодатную почву моего нового чувства. Муж, каким бы замечательным он ни был, никогда до конца не понимал моих песен. Мне постоянно приходилось разжевывать смысл, спрятанный между строк, и доказывать, что я хочу петь именно так. Я понимала, что у нас разные вкусы, это не его стиль, но ведь можно было и поддержать хоть раз, одобрить. Все-таки каждое слово подбиралось с трудом, потому что раскрывать душу всегда непросто.

А сейчас передо мной сидел человек, который не боялся показаться смешным, если скажет пару романтичных фраз. И меня это задело. Тяжело сознавать, насколько мы с мужем отдалились друг от друга. Я вдруг так четко увидела его перед собой, как он воротит нос и закатывает глаза, мол, ничего нового. И мне стало так больно, что слезы вырвались наружу.

Казалось, что я отвернулась, чтобы спрятать свою уязвимость, но у меня появилось ощущение, что он стоит за спиной. Вглядываясь в холодные цвета металлического покрытия, я будто наблюдала, как он разворачивается и уходит, недовольно мотая головой. Трещина между нами превратилась в бездну. Мне никогда ее не преодолеть.

Том озадаченно посмотрел на меня и подполз ближе. Стараясь утешить, он даже попытался пошутить:

– Так плохо?

Сквозь неостанавливающийся поток я засмеялась, давая выход тяжелому чувству. Освободившись от накопившихся эмоций, я постаралась успокоиться, но еще говорила в нос:

– Прости, сложно было сдержаться.

– М-да, никогда не видел такой реакции на мои песни, – продолжал шутить он.

– Не знала, что ты настолько романтичный.

Теперь настало его время краснеть. Он явно делал это не в первый раз, но видимо персонально он еще никому не пел. От того сильно смутился и спрятал глаза. Мы снова сели рядом, чтобы не служить друг другу напоминанием недавних откровений. Неспособная сопротивляться я оперлась на его плечо. И, наверное, совсем выбилась из сил, потому что не заметила, как меня сморил сон. Даже не почувствовала, как он аккуратно переложил мою голову себе на колени. Помню только ощущение тепла и заботы.

Полностью отключиться голова не смогла, и бурлящие мысли создавали сюрреалистичный сон. Двери лифта открылись, и я вышла одна, будто все это время и ехала одна. Зашла в номер, а там сидели дети. Они вскочили и начали кричать, почему я их бросила, почему забыла, почему разлюбила. Я хотела броситься к дочкам, но оказалась у той самой пропасти, что пролегла ранее между мной и мужем. Они были на его стороне. Их слезы капали на землю и на их месте вырастали голубые гортензии. Отец позвал их, и старшая силой потащила младшую по тропинке через лес на видневшуюся в дали полянку, где их ждал мужчина. Младшая еще сопротивлялась, еще кричала «мама», еще тянула руку.

Из сна меня выдернул скрип динамика. Все еще немного сонная я плохо понимала, что он говорит.

Нужно больше времени… Специалисты работают… Потерпите немного…

– Что говорят? – спросил Том, придерживая меня за плечи после резкого пробуждения.

– В основном то, что им нужно больше времени? – я зевнула.

– Тогда спи дальше, – сказал он.

– Хотелось бы, но кто же составит тебе компанию?

– Справедливо, – он не удержался от улыбки и только сейчас наконец убрал руки.

– Как долго я отсутствовала? – поинтересовалась я.

– Не больше получаса.

– По крайней мере, я сон сбила. Как думаешь, долго мы еще тут?

– Похоже, что долго.

– У тебя сеть ловит?

Том достал телефон и проверил.

– Не-а.

– Так и думала.

В современных лифтах научились оставлять в обшивке щели, так что люди всегда оставались на связи. Но в старых конструкциях, как этот, клетка Фарадея блокировала электромагнитный сигнал. Ни сообщений родным, ни звонков в службу спасения. Если все завершится хорошо, никто и не узнает, что с нами произошло. С внешним миром нас связывал только голос из громкоговорителя. От действий, которые предпринимались кем-то невидимым, зависело, сколько времени мы проведем вместе. А может, и наши жизни. Хотя эти мысли стали посещать нас намного позже.

С одной стороны, я была не против провести здесь остаток ночи, узнать Тома получше. Меня атаковали десятки вопросов о его детстве, о юношестве, о том, что сейчас происходило в его жизни. Кто был его первой любовью, с какими знаменитостями он знаком и дружит, что ведет его вперед…