За счастьем и обратно

– Так я могу и поностальгировать, если надо, – сказала она, закидывая ноги на бардачок, и выдыхая клубы пара в открытое окно.

– Ну, расскажи что-нибудь, если помнишь, – обратился я к ее ногам.

– Помню, в коммуналке жили с родителями. Соседка была старая вредная баба. Отец все время бухал. Мать сутками работала медсестрой в больнице, а из жратвы на первое, второе и третье была только гречка. Ненавижу ее, хорошо, что здесь такое не едят.

– Ты в пять лет запомнила вкус гречки? – удивился я.

– Нет, но мама часто рассказывала, что она отвратительна.

– Как вы оказались в Америке?

– Мама познакомилась с американцем еще в России, вышла замуж, вот мы и переехали.

– Не думал, что в этой дыре кто-то знает, где находится Россия, и тем более бывал там.

– Первый мамин американский муж был не из этого штата. Сюда мы переехали, когда мне было десять.

Я протянул ей старый стаканчик от кофе, в котором она похоронила остаток сигареты, и кивнул головой в сторону кузова.

– Хочешь посмотреть как там внутри?

Она одобрительно улыбнулась в ответ. Мы перелезли назад, где было мое гнездо.

– А у тебя тут неплохо, даже в меру уютно, – оглядевшись, заключила она.

В этом вопросе ее мнение было экспертным. Она изнутри явно видела больше грузовиков, чем я.

– Я здесь живу. Временно, конечно.

– Это твой грузовик?

– Нет, компании. Но скоро будет свой.

– А когда не в рейсе, где ты живешь?

– Здесь. Я почти всегда в рейсе, за исключением тех дней, когда логисты ищут груз в обратную сторону.

– Получается, ты бездомный, – она сказала это с легкой усмешкой в голосе.

– Получается так, – а мне вот было не смешно.

– А я думала, тебя где-то ждет молодая жена. В таком доме, знаешь, у которого на крыльце два флага сразу – русский и американский – и большая собака.

– Может где-то и ждет, – я хотел сказать это с легкой самоуверенностью в голосе, но тоску – ее сложно скрыть, а я вдобавок и актер так себе, поэтому получилось не очень убедительно.

– Это список мест, где ты был? – она показала на стену, где висел листок бумаги, на котором было написано:

1. Статуя Свободы

2. Центральный парк

3. Белый Дом

4. Пентагон

5. Голливуд и Аллея звезд

6. Мост “Золотые ворота”

7. Алькатрас

8. Ниагарский водопад

9. Гранд-Каньон

10. Лас-Вегас

– Нет, это список мест, которые я планирую посетить.

– А давно ты в Америке?

– Восемь лет.

– И за восемь лет ты не был ни в одном из этих мест?

– Не до разъездов, я работаю. У меня есть план, и я его придерживаюсь. Сейчас в приоритете не тратить деньги, а зарабатывать.

– Чувак, у тебя синдром отложенной жизни, – сообщила она с интонацией личного коуча.

– Дай угадаю, пробовала поступить на психфак, но не получилось и вот теперь ты здесь.

– Я не психолог, но у меня полезные подписки в инстаграм.

Я посмотрел на нее и улыбнулся. Что она может знать о реальной жизни? Что она видела, кроме закусочной в своем захолустье, грузовиков изнутри и снаружи, череды бургеров и пенисов?

Девушка запрыгнула на столешницу мини-кухни, так что ее платье стало еще короче, и, оперевшись ладонями на ее край, слегка наклонилась вперед. Я взглянул на ее грудь, которая явно просилась на свободу. Она покачивала ногами в воздухе, и каждый раз, когда левая нога улетала в противоположную сторону от правой, кусок подола ее платья открывал вход в Вальгаллу. Мои зрачки стали размером с радужку. Частота сердцебиения приблизилась к показателю таковой у птички колибри.

– Что? Грызет одиночество? – она лукаво подняла левую бровь и ехидно улыбнулась.

– Ну, утешь меня, что ли, – только и смог выдавить я и решительно двинулся в ее сторону.

– Воу, воу, не горячись, – она вытянула руку вперед, останавливая меня в полушаге от цели.

– Только не говори, что сначала кино и цветы.

– Да больно они мне сдались. У нас и кинотеатра-то нет. Просто хочу обозначить на берегу. Это только потому, что ты симпатичный. Я вовсе не сплю с каждым проезжающим здесь.

– Разумеется. Я так и не думал.

– Это хорошо. И двести баксов.

– Договорились, – ответил я на выдохе и отодвинул в сторону ее руку.

– Только деньги вперед.

Я протянул ей несколько купюр, она засунула их в нагрудный карман формы и застегнула пуговицу. Верхнюю часть своего короткого платья она стянула вниз, а нижнюю задрала кверху, так что оно все смогло собраться в области живота.

– Нет, сними его совсем, – попросил я.

Она вопросительно посмотрела, мол, процессу никак не помешает, зачем?

– Хочу видеть, какая ты красивая, – сказал я, но подумал, что двести баксов должны включать в себя колыхания голого тела по умолчанию.

Наконец она оказалось в моих объятиях, теплая и мягкая. Мы легли на выдвижную дорожную кровать и полчаса обманывали себя, что это, конечно, последний раз в жизни каждого, совершая при этом механический акт любви. Натягивая обратно свое узкое платье, она вдруг спросила:

– Знаешь, чем ты отличаешься от американских дальнобоев, проезжающих здесь?

Мне подумалось о моем скрытом под брюками таланте, но вряд ли она намекала на это.