За секунду до взрыва

— Я думаю, здесь детонатор с тремя проходами: альтиметр открывает проход номер один после изменения давления в кабине, ртутный переключатель открывает проход номер два после того, как нос самолета поднимется вверх, и последний переключатель — «Касио» — начинает действовать, когда самолет уже в воздухе.

— А почему у него такой странный внешний вид? — спросил Дэггет.

— Я тебе другое скажу, Мичиган: такой тип, как Бернард, не стал бы мастерить весьма сложный детонатор без серьезных на то причин. Вот теперь ответь, что это за причины.

— Ну, наверное, чтобы гарантировать, что самолет поднимется в воздух прежде, чем произойдет взрыв.

Мичем покачал головой.

— Это можно было бы сделать гораздо проще: с одним только часовым механизмом. Нет, здесь другое. Вот смотри. — Он взял в руки лампочку, в которой перемещалась капля ртути. Наклонил ее так, что ртуть оказалась в той части лампы, где не было электродов. — Вот, сейчас она в положении «выключено»; контакта нет, детонатор как бы отключен. Во время взлета нос поднимается вверх, лампа меняет положение, ртуть перемещается на другой конец. Вот так. — Он наклонил свою лампочку в другую сторону. — Лампа раскаляется. Теперь ток пошел от батареи к часовому механизму. Открылись сразу два прохода, первый и второй, часовой механизм заработал. Но! Вот здесь-то и зарыта собака. Смотри. — Он вернул лампу в прежнее положение, ртуть откатилась обратно. — Как только самолет выравнивается в воздухе, ртутный переключатель отключает детонатор! В таком положении это чертово устройство не срабатывает.

— Значит, ты их не так расположил. Не в том порядке, — задумчиво проговорил Дэггет.

— А никакого другого порядка просто не существует, Мичиган. По крайней мере такого, который согласовался бы с тем, что нам уже известно о шестьдесят четвертом. Не состыкуется. Самолет взорвался позже, чем следовало бы по этой логике. — Он помолчал. — Но по крайней мере нам ясно одно: этот детонатор должен был прийти в действие через определенное время после взлета, когда самолет еще не набрал высоту. У меня другого объяснения нет. А вот теперь ты мне скажи: какой во всем этом смысл?

Дэггету вспомнился разговор с доктором Барнесом из «Данинга». Там на тренажере Корт вместе с Вардом провел больше десятка экспериментов, пробуя разное время между взлетом и потерей управления. Они с Барнесом задавали себе тот же вопрос: какой в этом смысл?

— Какой в этом смысл? — снова повторил Мичем. — И кроме того, никаких доказательств взрывного устройства на борту. Куда они все подевались?

— Ты сказал… что этот мини-детонатор раскаляется? Что ты имел в виду? Способен ли он раскалиться настолько, чтобы вызвать пожар?

Лицо Мичема внезапно осветилось.

— Может ли он вызвать пожар?! Шутишь, приятель?! Ты еще спроси, есть ли у слона уши. Да он раскаляется так, что в момент расплавит любой металл.

Наконец-то! — подумал Дэггет. Наконец-то он понял, в чем смысл экспериментов на тренажере. Все! Теперь ему есть что сказать Мамфорду.

Он подошел к Мичему, взял его голову в свои руки и поцеловал прямо в губы.

— Да ты что, совсем сбрендил, твою мать! — заорал Мичем, обтирая губы.

Вне себя от радости Дэггет сгреб бумаги со стола вместе с папкой.

— Если я тебя очень попрошу, ты повторишь все это для Мамфорда?

— Повторю-повторю. Только обещай — никаких поцелуйчиков.

— Обещаю!

Глава двадцать вторая

Они поднялись в спальню. Он объяснил это тем, что ищет дом с мебелью и хотел бы еще раз посмотреть обстановку спальни: у него были какие-то претензии. Но Кэри прекрасно знала, что это только предлог. Уже в машине, когда они ехали сюда, атмосфера была накалена до предела, пропитана удовлетворенностью настолько, что за всю дорогу они не произнесли ни слова. Кэри с трудом поднялась по лестнице — ноги отказывались повиноваться.

Карл открыл окно, впустил утренний воздух, повеяло свежим морским ветерком. Вдали слышалось заливистое пение птиц. В полном молчании он подвел ее к кровати. Медленно провел рукой по волосам, остановился. Кэри прикрыла глаза.

— Как чудесно! — прошептала она.

Он поцеловал ее. Она ответила.

Он подхватил ее под колени, приподнял и опустил на кровать, бережно, как драгоценность. Расстегнул на ней блузку, потом свою рубашку и прижался к ней всем телом. Слезы полились у нее из глаз.

— Мне уйти? — спросил он едва слышно.

Она лишь покачала головой.

Очень медленно, не торопясь, он стал раздевать ее. Потом сбросил на пол свою одежду. И сел рядом.

Нежно-нежно стал изучать пальцами каждый сантиметр, каждый миллиметр ее тела; пальцы его были, как крылья легчайшей птицы. И за окном слышалось пение птиц. Легкий ветерок шевелил занавески.