Агате сложно было одновременно «сидеть-молчать» и отвечать на явно адресованные ей вопросы. Еще немного стыдно, потому что Костя вычитывал, явно не стесняясь того, что они как бы не одни и разговор слышит посторонний человек — водитель…
Но растерянность и легкий стыд меркли перед неизвестно откуда взявшимся желанием улыбнуться…
Костя увидел, что губы Агаты растягиваются, а сама она опускает взгляд… Притормозил немного с наездами, сделал паузу, выдохнул, погладил большим пальцем её ладошку…
— В общем, я волнуюсь, Агата.
Сказал уже тише и спокойней. А когда их глаза встретились, Агата поняла, что не юлит. Действительно волнуется…
— Я тебе говорила, что всё нормально.
Агата произнесла то, что повторяла уже не раз и не два, а в ответ получила только долгий задумчивый, полный сомнений и даже может страха, взгляд.
И это понятно. И это справедливо даже, наверное.
То, что он боится, чувствует ответственность, вину.
Но Агате не хотелось, чтобы Костя жрал себя там, где им, кажется, повезло.
Когда она попала на свой первый прием, чувствовала, наверное, то же самое. Видела, что врач, которого нашел ей Гаврила, очень недоволен.
Слышала, как женщина-гинеколог практически орала на мужчину в своем кабинете, пока Агата приводила себя в порядок за соседней дверью в смотровой.
На нее орать было нельзя, это понятно. Ей было сказано, что нужно наблюдаться, нельзя нервничать, нужно хорошо питаться и много отдыхать.
А вот Гавриле досталось… За худобу. За шуганость. За эмоциональную нестабильность. И за то, что со всем этим букетом явились только на пятнадцатой неделе.
Он сначала выслушал, и только потом уточнил, что папашка не он, но он обязательно всё папашке передаст, в ответ на что получил многозначительное «прекрасно»…
Узнай Лидия Павловна (а звали врача так), как Агата провела большую половину срока, в каком состоянии находилась, она бы просто грохнула Гаврилу, вероятно. Но он стойко всё выдержал. Дал проораться, дождался конструктива, пообещал следовать.
Когда Агата вышла, с ней гинеколог разговаривала уже сдержано. Не ласково, явно борясь с желанием точно так же почехвостить, но спокойней и обнадеживающе.
Становиться на учет нужно раньше. Безалаберность в этом вопросе часто вылезает боком. Но по состоянию на тот момент, всё казалось врачу в пределах допустимой нормы.
Естественно, она ничего не бросалась обещать, но и не пугала лишний раз. Пропускать приемы нельзя. Витамины принимать обязательно. Анализы сдавать все без разговоров. Врачей пройти.
Это было эмоционально сложно, но Агата запретила себе искать оправдания и отмазки. Вслед за нежеланием в ней развилось чувство ответственности перед ребенком. Данностью стало то, что сейчас она не просто травмированная девка с кучей загонов, а «обслуживающая компания» для будущего человека. И если она похерит хоть какую-то из своих обязанностей — в жизни себе не простит. А может и он не простит. С этим существовать будет еще сложнее, чем сейчас, поэтому Агата включила режим максимально прилежной беременной. Не столько из-за сертиментальной привязанности, которая если и развивалась, то очень постепенно и практически незаметно, а в первую очередь именно из-за абсолютно рациональной ответственности.
Ей пришлось в экспресс-режиме училась абстрагироваться от тревожных мыслей. Если нужно было — просто делала. На похвалу от Лидии Павловны Агата не надеялась. Но даже за прохладный нейтралитет была благодарна. Потому что он не казался враждебным. Было понятно: женщина — профессионал своего дела, и они, в принципе, за одно…
Сегодня у Агаты по плану было УЗИ. Когда Костя узнал — сообщил, что едут они вдвоем.
Агата пожала плечами, принимая. Но раньше как-то не думала, что он будет бояться, а получается…
Костя вздохнул, опустил голову, мотнул ею, потом снова посмотрел на жену…
— Я же не придурок, Агата. Сегодня нормально — завтра нет. Пока не родишь здорового, я вряд ли успокоюсь…
Пусть сказано было совсем не весело, да и правдиво, это почему-то вызвало у Агаты новую улыбку.
Она потянулась к Костиной щеке свободной рукой, погладила…
— Ты и потом не успокоишься. Но я здорового рожу. Обещаю.
Конечно же, не могла быть уверенной. Конечно же, брала на себя слишком много. Но ей казалось, что она готова взять на себя ещё и эту ответственность — и перед Костей, и перед малым.
Когда автомобиль подъехал к медицинскому центру, Костя вышел первым, обогнул автомобиль, открыл дверь ей, выставил ладонь, как когда-то, дождался, пока Агата вложит свою и выйдет.
Абсолютно спокойно воспринял, что она вцепилась очень сильно, что к боку прижалась.
Костя шел, глядя перед собой за двоих. Агата больше под ноги.
Понятно было, что сам факт беременности поставил её в условия, когда возвращаться в реальный мир с реальными людьми уже просто необходимо. Поэтому пусть опция «закрыть нафиг клинику и устроить ей личный прием в опустевшей» продолжала существовать, но Агата от нее сознательно отказалась. Училась жить. Это было привычно сложно. Это было уже необходимо.