За семью замками. Снаружи (СИ)

— Спасибо, что прикрыла тылы, сестренка. А то это тебя он нежненько, а меня так, что неделю сидеть не могу потом… — повернул голову, смотрел на Костю сначала, потом губы дудочкой сложил, чмокнул…

Видел, что Агата начинает хрюкать от смеха, жмурится, снова тянется к глазам…

— Иди нахер отсюда! — А привычно несдержанный Костя берет в руки что-то со стола, замахивается, Гаврила вроде как уворачивается, продолжая путь… А услышав от Агаты:

— Какие идиоты… — снова оглядывается и подмигивает.

Есть немного. Но это шарм. На том и держатся. На том и победят.

Глава 22

С недавних пор Костя знал, что ночевать дома — это кайф. Отдельный, особенный, чистый кайф.

Когда за окном шумит дождь, а где-то рядом глубоко дышит человек, который что-то для тебя значит, чувствуешь себя неповторимо хорошо. Правда в их с Агатой случае не «что-то», а «всё».

Из «личной человечки» в «необходимое условие существования» за полгода. А если по-простому, то в любимую женщину. Занудную училку. Мать будущих детей. В ту, которая стала шеей, даже не осознавая этого. А ещё не осознавая, что её «голова» повернулась и смотрит на мир, себя, людей по-новому.

Прежде, чем обсуждать эти свои изменения с Гаврилой или ещё кем-то, Костя хотел с Агатой. Объяснить всё ей и очень надеялся, что жена поймет. Потому что, на самом деле, всё, что делал сейчас, делал для неё.

Но пока не успел объясниться — подбирал слова что ли…

Даже во сне, как сейчас, продолжал подбирать. Безумно важно было, чтобы те самые слова были правильными.

Зима пришла как-то незаметно. Костя замотался, а когда опомнился — декабрь.

Агата стала куда спокойней, хотя тоже не всё так гладно. Она не жалуется, но плохо спит. Говорит, это типа нормально на её сроке. Долго крутится, сама злится, но его не грузит. Жалеет.

Живот уже конкретно такой по-беременному круглый, но Агата зачем-то предпочитает продолжать его прятать. Наверное, никогда не полюбит человеческое внимание. В частности и направленное на него.

Макс дерется, дает пять и вообще всячески напоминает о себе. И мамке, и папке.

В доме начался ремонт. Гаврила лично проверил каждого, кто получил доступ на территорию. Связываться с левыми людьми сейчас было бы очень опасно, это было понятно.

Музыку заказывала Агата. Работу тоже принимала она. Озвучивала замечания Гавриле, он вставлял исполнителям.

До Кости информация доходила уже по факту и чаще всего с формулировкой: «всё нормально, мы разберемся»…

Он злился за это на себя же, потому что понимал: должно быть не так. Разбираться должен он. Но был благодарен и другу, и жене, что позволяют «рвать жопу» чуть менее яростно. Что позволяют сосредоточиться на том, что по обновленным причинам кажется самому Косте очень важным.

Через три недели у Гордеева была запланирована поездка для встречи со следаком. Они уже общались по телефону. Мужчина на Костю впечатление произвел странное. Загадочный больно. Будто изо всех сил пытается завлечь… А с ним так не надо. Он хотел чётко и по делу. Но опять-таки сдерживался и не отменял. Гаврила прав: нужно послушать и либо убедиться, что его информация — пустышка. Либо сложить наконец-то полную картину в голове.

Звук звонка собственного мобильного давно и безнадежно раздражал. Но особенно сильно, если пробивался сквозь сон.

Отрицая реальность, Костя несколько минут продолжал сопротивляться, держа глаза закрытыми, а руку расслабленной на животе вжавшейся в его тело попой Агаты.

Пока не проснулась она, пока не повернулась, приподнялась на локтях…

— Кость, звонят…

Агата сказала тихо и хрипло, Костя не сдался.

Перевернулся на живот, отвернулся от Агаты, закрыл ухо рукой…

Слышал, что она вздыхает, осознав, что муж идет в отказ, сама тянется через него за телефоном, чертыхается, потому что экран светит слишком ярко, а потом толкает в бок настойчиво.

— Гаврила, Кость…

И говорит громче.

Наверное, звони сейчас хоть черт, хоть бог, Костя не взял бы. Но на «Гаврила» отреагировал моментально.

Поднялся на локтях резко, скользнул уже трезвым взглядом по продолжавшей кривиться Агате. Забрал из её рук трубку, прижимаясь на секунду губами к голому животу, на котором сбилась футболка, уловил еле-заметную улыбку, а потом поднес к уху мобильный, принимая вызов.

— Алло, — сказал, на автомате делая тише и перекладывая от одного уха к другому — чтобы меньше лишним ушам тревоги. Потому что просто за жизнь перетереть Гаврила бы ночью не звонил.

— Алло, Кость. У меня проблема. И мне нужна твоя помощь.

Гаврила говорил отрывисто. Чувствовалось, что ему неудобно. А еще, что он злой очень. Такое случалось с ним редко. Слишком спокойный по жизни. Слишком ко всему относится философски… А значит…

Костя сначала сел на кровати, отвернувшись от Агаты, уперся локтем в колено, в ладонь — лбом. Смотрел на свои босые ноги и готовился слушать… Да о любой жопе, на самом-то деле…

— Это говно избило Полю. Она в плохом состоянии. Может ребра сломаны. В больницу ей нельзя, как ты понимаешь. Отца я к ней не подпущу. Мне нужно безопасное место, куда не сунутся… Я на въезде в поселок.