За семью замками. Внутри

Улыбающуюся в чей-то профессиональный объектив.

Становится хуже. Страшно до того, что тошнит сильней…

Но пути назад нет. Агата уже и так всё понимает, но надо убедиться.

Жмет на ссылку. Её перебрасывает в другое приложение. Открывает фото…

Цветы. Женские пальцы. На безымянном кольцо.

Агата опускает, читает подпись…

«Пришел. Увидел. Победил. Поздравления принимаются…»

Зеленые глаза сами собой закрываются, а вот рот наоборот — ведь в легких становится слишком много жгучего воздуха. Его непременно нужно вытолкнуть из себя, иначе сгоришь нахрен…

Агата делает несколько прерывистых выдохов, смахивает откуда-то вдруг взявшиеся слезы, снова смотрит.

Открывает фото за фото. Делает себе хуже и хуже.

Потому что на каждом — намеки.

На человека, который сейчас в ее душе.

На человека, который обещал, что если она не откажет…

А она ведь ни разу…

Сраные цветочки. Так много сраных цветочков. Разные. В частности и такие же, как слал ей…

И Агата ведь знает, когда он дарит свои сраные цветочки.

Только Полине, наверное, чаще… Потому что за измены… А ей…

Отбросив Костин телефон, Агата села на кровати. Потянулась за одеждой, которая привычно была сброшена тупо на пол…

Продолжала чувствовать адскую боль, преображающуюся в злость. Уродующую разом всё, что она с ним пережила…

Делающую его — той еще шлюхой. А ее — той еще дурой. Доверчивой. Наивной. Безнадежно глупой дурой.

Снова пришлось потянуться к щекам, чтобы согнать слезы.

Потом — к телефону, пока не заблокировался.

Вернуться в Телеграм, снова открыть переписку.

Скролить бессистемно, то и дело тормозя…

«Свадьба… Свадьба… Свадьба… Отец… Ужин… Все в силе?… Спасибо за вечер… Выбрали платье…».

Этот сученыш женится.

Трахает ее. Систематически. С удовольствием. Плетет там что-то… Кроет его… Говнюка…

С одной кроет, другую под венец ведет…

Или с той его тоже кроет?

С каждой кроет, кому всунет?

Еще и не предохраняется, скотина…

Что ж за скотина…

Подняв подбородок, Агата уставилась в потолок. Начала часто моргать, провела по щекам. Плакать бессмысленно. Абсолютно бессмысленно. И боль испытывать тоже.

Этого стоило ожидать. Потому что он — говнюк. И слово его ничего не стоит. Ничегошеньки.

А вот она свое слово держит. Поэтому…

Услышав, что дверь ванной открывается, Агата встала с кровати, схватила трубку, не глядя, пошла в коридор.

Видеть Костю сейчас было откровенно невыносимо. Из «всего» он резко стал атомной бомбой, которая зачем-то решила взорваться внутри. В её квартире. За семью замками.

Но она не даст.

Она больше ему ничего не даст.

— Ты смотришь так, будто я тебе денег должен. Еду заказала? — Костя усмехнулся, двигаясь на нее. Вероятно, собираясь потискать. Агата же понимала: он коснется — она умрет. Не фигурально даже. От разрыва сердца, если это возможно. Поэтому взвесила телефон в руках, смотрела на него сначала, потом на Костю. На его вопрос ожидаемо отвечать не собиралась, а вот свой задала.

Чужим голосом.

Сухим и хриплым.

Неприятным.

— Кто такая Полина?

Сощурилась, внимательно и внезапно хладнокровно следя за реакцией. Наверное, спросила потому, что хотя бы немного хотела чуда. Какого-то объяснения. Какого-то сомнения. Но этого не случилось. И стало еще хуже.

Костя не дошел — застыл. Тоже сощурился, глядя сначала на нее, а потом на руку, свой телефон…

— Ты куда полезла? — спросил с наездом, в ответ же получил сначала шумный выдох — Агата готова была поклясться — из её горла вылетела струя пламени. Потом же…

Телефон полетел в него.

— Сука… Какая же ты сука…

Телефон и череда бессистемных ругательств. Из глаз снова слезы, из горла — всхлипы.

Не закрой Костя лицо рукой, мобильный бы попал куда-то в нос. Мог бы сломать. А так…

Отскочил от ребра ладони, ударился о комод, полетел на пол…

Вероятно, разбился.

Но Агате было посрать. А Косте было похуй.

Ему и на нее всегда было похуй. В этом вся беда. Она почему-то решила, что…

— Нахер иди отсюда! — выставив одну руку перед собой, чтобы приближаться не вздумал, другой Агата указала на дверь. — Нахер. Иди. Отсюда!

И повторила, когда Костя не двинулся с места.

Ещё пару минут назад такой любимый.

Любимый, сука. И предавший.

— Успокойся…

Зачем-то пытающийся её притормозить. Зачем-то сбавляющий тон…

Зачем-то делающий шаг к ней вопреки более чем очевидной просьбе этого не делать…

— Козел…

Но Агате посрать.

Поэтому она отталкивает, возвращается в комнату, поднимает с пола его шмотки, собирается вышвырнуть.

Пусть на клетке одевается. То, что надо для такого мудака. А обувь она вообще выбросит из окна.

Чтобы духу его здесь не было.

Намека ну дух чтобы не было.

Наклонилась сначала за джинсами. Потом за футболкой. Из-за резких движений чуть повело. Из-за того, что повело, пропустила приближение.

Костя сжал с силой плечи, она брыкнулась, как бы требуя отпустить…

Когда он не сделал этого — вскинула злой взгляд.

Ну и что, что слезы? В жопу эту мелочь. Важно, что она больше не поверит. И она не простит. И она получила урок. На всю её уродскую жизнь.

Теперь еще и вот так уродскую. Потому что во всех людях живет дерьмо. Исключений нет. Как бы ни хотелось.