За Северным Ветром (СИ)

- Хорошо, - кивнула Василиса, и Мухома разразился такой отборной руганью в адрес лесного духа, что водяной перестал скакать. Но Василиса не обернулась. – Хорошо, - повторила она. – Если ты мне скажешь свое Слово, мать моя, моя душа будет на век тебе отдана.

Берегиня засмеялась звонко-звонко, затанцевала, стала бить копытами, от чего еще ярче засияли капли проливного дождя. Теперь уже кричали Василисе все. Кричали до тех пор, пока легкий взмах руки лесного духа не лишил людей голоса. Берегиня повернулась к Василисе, наклонилась к ней и зашептала. Водяной притих, заворожённый магией слов. Василиса тихо, одними губами, повторяла слова берегини, которые оплетали ее саму подобно паутине. Сохатая не видела, как Василиса, спрятав руку в своей свите из сукна, изо всех сил сжимала березовый амулет с солярным знаком Хорса. Василиса повторяла за берегиней слова сначала тихо, про себя, а потом все громче и громче. И когда берегиня, завороженная собственной песней, запела, Василиса пела вместе с ней. Василиса пела, забирая слова у сохатой, и серебряная паутина слов лесного духа становилась золотой. Берегиня и Василиса пели вместе, их голоса сливались в унисон, дрожали в каплях воды, оплетая обеих певиц хрустальной скорлупой: со стороны Василисы золотой, а со стороны берегини – серебристой. И чем громче пели девы, тем ярче горели их слова, тем пристальнее девы смотрели в глаза друг другу. Слишком поздно берегиня поняла, что охотница ее песню забирала. Только когда все кружево слов сделалось золотым, сохатая в ужасе закричала – ее собирался пленить человек. И не кто-нибудь, а та самая дева, которая была так благородна и чиста. От крика берегини стыла кровь, но Василиса, которая запомнила ее слова, исступленно продолжала петь, пока все слова из кружева не стали золотыми. Когда сохатую деву окружил золотой кокон, Василиса завизжала так, что слова осыпались на берегиню золотым дождем и приковали к месту.

Ледяным взором смотрела Василиса на лесного духа. Водяной от страха в лужу сел. Прикованные к дереву путники больше не пытались помочь дочке Гоенега: охотница излучала силу страшнее, чем берегиня.

- Ты забылась, попрыгунья-вила, - проговорила Василиса низким голосом, сорванным истошным криком. – Ты должна хранить лес от злых навий, а не уводить путников с тропы, как делают русалки.

- Индрик запретил мне пускать людей в лес, с тех пор, как настал Век Перуна, - сердито сказала берегиня. – Роща Мироведов, Фавор-гора должны остаться как в прежние времена.

Василиса покачала головой:

- Как в прежние времена уже не будет никогда. И ты, дух леса, знаешь, зачеммы пришли сюда.

- Ты победила, дева, - улыбнулась берегиня, пытаясь освободиться от золотых нитей. – Твой дух поистине силен, - она сделала легкий кивок сохатой головой. – Только сильный и бесстрашный Дух мог устоять против моего слова. Я пропускаю вас, можешь снимать свои силки, - она вздохнула, видя неверие в глазах волхвы. – Только смотри, не попадись ты в путы людям. Их слова, хоть и не обладают силой ворожбы, намного опаснее морока, – она покачала головой. - Мне действительно жаль, что ты не пошла со мной, - проговорила берегиня искренне, когда Василиса смахнула с нее нити. – Наш мир прекраснее и честнее мира вашего.

- Может быть, - согласилась охотница. – Только я – человек, поэтому буду жить человеком и умру человеком.

Берегиня улыбнулась и велением руки освободила спутников Василисы.

- Я бы не была в этом так уверена, дочь Свагоры, - сказала она и ярче засветилась голубым сиянием. – Веди их дальше, водица, - обратилась берегиня к водяному и снова превратилась в огни.

Дождь затих. Путники стояли молча. Веслав с трудом заставил себя посмотреть в глаза Василисе, но охотница тут же от него отвернулась.

- Веди нас, дух воды, - обратилась она к водяному, и тот согласно кивнул. – Нашепчи тропу.

Вода покорно проложила путь и синим огонечком побежала впереди. Василиса взяла у Витенега факел с небесным огнём и молча пошла за водяным. Остальные, ничего не говоря, двинулись следом. Промокшие до нитки, замерзшие до костей, путники боялись даже посмотреть друг на друга, не то, чтобы остановиться и обогреться у костра. Страшная правда, которую каждый так бережно хранил, пугала больше, чем холод и чаща зачарованного леса.

Погруженные каждый в свои мысли, они все шли и шли, шли и шли…. Яра, плача, отстранилась от мужа и обняла себя руками. Яромир от страха не мог к ней подойти. Витенег смотрел себе под ноги. Веслав шел по краю тропы, стараясь ровно наступать на ее границу. Заяц плелся дальше всех. Наступила чернильная ночь, тьму которой отгоняла лишь тусклая зачарованная тропа, водяной, который теперь светился серебристым светом, и огонь – Сварожич.