Нельзя забывать, что шла тяжелейшая борьба и малейшая расхлябанность, неисполнительность могли привести к катастрофическим последствиям. Жесткая требовательность Сталина, его твердое руководство войсками, самоотверженный, изнуряющий каждодневный труд сыграли выдающуюся роль в Великой Отечественной войне. В интересах дела он был беспощадно требователен и к себе, и к подчиненным. В суровой требовательности на войне больше гуманности, чем в ложном демократизме и попустительстве упущениям при управлении войсками.
Примечательные штрихи к характеристике стиля деятельности Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина сообщает генерал армии С. М. Штеменко.
Так, о диктовках Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина в книге «Генеральный штаб в годы войны» С. М. Штеменко пишет: «Выслушав доклад А. И. Антонова об обстановке на ночь 22 августа 1943 года, И. В. Сталин приказал ему:
— Садитесь и пишите директиву Ватутину. Копию пошлите Жукову.
Сам он тоже вооружился красным карандашом и, прохаживаясь вдоль стола, продиктовал первую фразу:
— События последних дней показали, что вы не учли опыта прошлого и продолжаете повторять старые ошибки как при планировании, так и при проведении операций.
За этим последовала пауза — Сталин собирался с мыслями. Потом, как говорится, на одном дыхании, был продиктован целый абзац:
— Стремление к наступлению всюду и к овладению возможно большей территорией без закрепления успеха и прочного обеспечения флангов ударных группировок является наступлением огульного характера. Такое наступление приводит к распылению сил и средств и дает возможность противнику наносить удары во фланг и тыл нашим далеко продвинувшимся вперед и не обеспеченным с флангов группировкам.
Верховный на минуту остановился, из-за моего плеча прочитал написанное. В конце фразы добавил собственноручно: «и бить их по частям». Затем диктовка продолжалась:
— При таких обстоятельствах противнику удалось выйти на тылы 1-й танковой армии, находившейся в районе Алексеевка, Коняги; затем он ударил по открытому флангу соединений 6-й гв. армии, вышедших на рубеж Отрада, Вязовая, Папасовка, и, наконец, используя вашу беспечность, противник 20 августа нанес удар из района Ахтырки на юго-восток по тылам 27-й армии, 4-го и 5-го гв. танковых корпусов.
В результате этих действий противника наши войска понесли значительные и ничем не оправданные потери, а также было утрачено выгодное положение для разгрома харьковской группировки противника.
Верховный опять остановился, прочитал написанное, зачеркнул слова «используя вашу беспечность» и продолжал:
— Я еще раз вынужден указать вам на недопустимые ошибки, неоднократно повторяемые вами при проведении операций, и требую, чтобы задача ликвидации ахтырской группировки противника, как наиболее важная задача, была выполнена в ближайшие дни.
Это вы можете сделать, так как у вас есть достаточно средств.
Прошу не увлекаться задачей охвата харьковского плацдарма со стороны Полтавы, а сосредоточить все внимание на реальной и конкретной задаче — ликвидации ахтырской группировки противника, ибо без ликвидации этой группы противника серьезные успехи Воронежского фронта стали неосуществимыми.
По окончании последнего абзаца Сталин пробежал его глазами опять-таки из-за моего плеча, усилил смысл написанного, вставив после «Прошу не» слово «разбрасываться», и приказал вслух повторить окончательный текст.
«Прошу не разбрасываться, не увлекаться задачей охвата…» — прочел я.
Верховный утвердительно кивнул и подписал бумагу. Через несколько минут телеграмма пошла на фронт.
И. В. Сталин очень пристально следил за обстановкой на всех участках огромного советско-германского фронта. Ему докладывали три раза в день (даже поздно ночью). «Однажды, — рассказывает Штеменко, — я и Антонов приехали с докладом на Ближнюю дачу в обеденное время, а обедал Сталин в 9–10 часов вечера, а иногда и позже. Верховный быстро решил все вопросы и пригласил нас в свою столовую. Такое случалось не раз, и память моя зафиксировала некоторые любопытные детали.
Обед у Сталина, даже очень большой, всегда проходил без услуг официантов. Они только приносили в столовую все необходимое и молча удалялись. На стол заблаговременно выставлялись приборы, хлеб коньяк, водка, сухие вина, пряности, соль, какие-то травы, овощи и грибы. Колбас, ветчины и иных закусок, как правило, не бывало. Консервов он не терпел.
Первые обеденные блюда в больших судках располагались несколько в стороне на другом столе. Там же стояли стопки чистых тарелок.
Сталин подходил к судкам, приподнимал крышки и, заглядывая туда, вслух говорил, ни к кому, однако, не обращаясь:
— Ага, суп… А тут уха… Здесь щи… Нальем щей, — и сам наливал, а затем нес тарелку к обеденному столу.