Дебил, что он нарывается-то, подумала Гульшат. Таким тоном, да еще и отвернувшись, с гопами мог разговаривать спецназовец в каске или самоубийца. Костик явно не тянул на спецназовца, а его шапочка — на каску.
Гульшат решила вставить что-нибудь смягчающее, но даже примерно не успела придумать, чем и как смягчать. Щекастый назидательно сказал:
— А надо с нами. — И добавил другим тоном: — Где Ленка?
— Какая Ленка? — подумав секунду, спросил Костик.
Длинный на заднем плане засмеялся и отвернулся. Щекастый тоже, кажется, развеселился.
— Вот ты славный. Дама, с которой ты ушел, ее Елена звали. И где она?
Костик сказал с искренней и оттого особенно, даже для Гульшат, возмутительной досадой:
— Да что мне Ленка ваша, откуда я знаю! Ушла и ушла.
— С тобой? — легко уточнил щекастый.
— Глупости какие.
— Базар фильтруй, чмо лиловое, — звучно повторил длинный.
— О господи, — сказал Костик капризно. — Не со мной она ушла. Вышла за мной и попросила ее до остановки проводить. Я говорю — не могу, мол, и потом, у вас же свои провожатые, крутые такие. А то получится, что они решат адекватно ответить и на других девушек нападать начнут. Знаете, что такое адекватно?
Щекастый вздохнул и почти нежно поводил костяшками пальцев по куртке Костика, стоявшего к нему вполоборота, — будто это было брайлевское пособие по общению с придурками. Костик брезгливо дернул плечом и продолжил:
— Ну чего вы тогда девушку держите? Пусть идет. Она, что ли, виновата, что от вас барышня сбежала?
Щекастый с сердцем сказал:
— Чего лепишь, а? — и отвел плечо.
Но длинный тронул его за рукав и ласково сказал:
— Гульшат, ты иди. Иди-иди, спасибо.
Гульшат еще соображала, идти или лучше бежать, а Костик уже подцепил ее под руку и попытался сделать шаг в сторону.
— Э, стоп, — сказал щекастый, уцепив его за локоть. — Ты, братёк, задержись. Айда договорим, интересно же.
— Было бы с кем, — довольно явственно буркнул Костик, освобождая руку Гульшат.
Она поспешно вышла из-под арки, и сюрреалистичная беседа под сводом стала раскатистой и малоразборчивой. Подальше от этих клоунов, подумала она, но почему-то остановилась и оглянулась.
Чтобы увидеть, как Костик брезгливо, кончиками пальцев, тюкает щекастого в грудь, говоря что-то скошенным ртом, щекастый смотрит на него, подняв брови, а длинный, изогнувшись, неудобно, но сильно бьет Костика кулаком в лицо.
Гульшат замерла, вскинув руки ко рту, выше живота взвыл холодный фен.
Голова Костика мотнулась, он нелепо плюхнулся на грязную корку льда.
Щекастый нагнулся и так же брезгливо, кончиками пальцев, пихнул Костика в лоб. Костик задрал голову и что-то сказал, кажется, про Гульшат. Щекастый развел руками, обернувшись к Гульшат с изумленным лицом, как за поддержкой, а длинный, кажется, собрался Костика пнуть.
Гульшат завизжала.
Она не помнила, использовала ли слова или надсадно голосила на две ноты. Стояла и визжала неизвестно сколько — но долго. Умолкла, когда горло заныло от надрыва и, наверное, мороза, за черными окнами вокруг арки вспыхнули люстры, а щекастый с длинным, поначалу что-то говорившие и показывавшие в ее сторону, переглянулись и ушли в синий зев. Плюнув на ходу.
Гульшат не обратила внимания на это, как и на гулко растекающиеся под аркой обидные слова. Она брякнулась на колени рядом с несчастным дураком Костиком и бормотала какую-то чушь, стараясь поднять его из мелкого сугроба, надутого вдоль бордюра.
Сугроб был с темным пятном. Гульшат ужаснулась, но кровь была всего лишь из носа. Правда, сочилась, не переставая, почти до Гульшаткиного подъезда. Гульшат потащила Костика домой — а куда его еще было девать, раненого, придурочного и вряд ли способного пройти сквозь арку, поблизости от которой непременно ждут гопы. Вряд ли визг отбросил их далеко и надолго. Костик отнекивался, застенчиво утираясь бумажными платочками, запасенными словно именно на такой случай.
И бесконечно извинялся за все на свете. За слабый нос, за гопов и за то, что бросил ее в «Солнышке». Прости, говорил, просто эту дуру быстренько выводить пришлось, ее спасать надо было, они ее мучить собирались, всерьез.
Гульшат в этом усомнилась. Не похожи были гопы на садистов. Ее-то не измучили. Да и лахудра меньше всего напоминала невинную жертву. Потаскуху она напоминала, это да.
Ну да Костику-то откуда знать, лось неученый. Ну, пусть и не знает.