За стенами старого замка

В комнате было сумеречно, как в подвале, даже противоположных стен не видно. Свет пробивался сквозь маленькое окошко, затянутое чем-то белым и полупрозрачным, как полиэтилен. Собственно, окно не пропускало свет, а само светилось, бледнело только для самого себя — как гнилушка в сырую, но тёплую осеннюю ночь. — Ками-ил, — протянул бородач. — Имя-то какое-то чудное. И одет по-чудному. — Он выпрямился на табурете, наклонил голову и из-под бровей опёк Камила взглядом. — С псами-рыцарями пришёл? Али как?

Камил заморгал. Он ничего, ровным счётом ничегошеньки, не понял из этой тарабарщины.

— Ну, чего лупаешь на меня? Отвечай!

— Дядь, не трясите меня, — протянул Камил. — Что я вам сделал? — Что он сделал! — хмыкнул бородач, но плечо отпустил. Он обернулся и сказал куда-то в темноту:

— Слышь, Борта, он спрашивает, что сделал!

Из полумрака вынырнуло лицо того самого мальчишки в лохматой безрукавке. Губы мальчишки растягивала злорадная ухмылка.

— Может, он из князей каких, — робко сказала женщина. — Сукня на нём-то вон какая тонкая… — Да лазутчик он! — яростью опёк Камила мальчишка. — Я его сразу, собаку, раскусил, как он только на стену влез!

— Никакой я не лазутчик! — крикнул Камил. — Сами вы тут… Какие-то… — Он хотел дать более точное определение, но сдержался.

— Не лазутчик, говоришь? — бородач пошевелил огромными кустистыми бровями. — Ну-ну. Щас поглядим. У нас есть верное средство. — Он слез с табурета и стал вдруг меньше ростом — таким маленьким квадратным бородачом, великовозрастным гномом, сильно скособоченным на левую сторону. Когда он сделал первый шаг в темноту комнаты, Камил понял откуда эта кособокость бородач был сильно хром. Бородач что-то долго искал в темноте по всем углам, потом, очевидно, найдя, выпрямился и, сильно припадая на изуродованную ногу, вернулся назад. В правой руке он сжимал какой-то серый, почти чёрный сучок.

— Нашёл, — удовлетворённо буркнул он и стал взгромождаться на табурет. — Узнаёшь? — спросил он, усевшись, и сунул в лицо Камилу сучок.

Это был погнутый крест чёрного железа с выбитым на нём изображением худого голого человека с козлиной бородкой и выпирающими ребрами.

— Нет, — сказал Камил, — это не моё. Я его вообще никогда не видел.

— Не видел, — хмыкнул бородач. — Не твой, говоришь. А раз не видел, не твоё, так плюнь на него.

— Чего? — Камил удивлённо заморгал глазами.

— Плюнь, плюнь, — ехидно подзадорил бородач. — Ну, чего же ты?

Камил вытаращился на него. И взрослый вроде бы дядька, а такое предлагает… Да мама только за один плевок себе под ноги, тихонько, исподтишка, не говоря уже о «смачном цыке» сквозь щербатые зубы, гордости шепелявого Стася, все губы бы поотбивала! Шутит он, что ли?

Камил оглянулся по сторонам, словно ища подтверждения своему заключению, но увидел только злорадную ухмылку лохматого мальчишки. И тогда Камила охватила злость. Что он злорадничает, что ему надо? Что им вообще от меня надо?! И он плюнул на крест.

Бородач вздрогнул, и ехидная искорка в его глазах исчезла. Он что-то невнятно выдавил горлом, затем откашлялся и, уже на этот раз недоверчиво, попросил: — А ну, ещё… а? Камил плюнул снова и на этот раз вместо креста попал дядьке на кулак. Ну, вот, подумал он и сжался. Сперва просил, просил… А сейчас ударит по губам как мама.

Но дядька почему-то не ударил. Удивлённо оглядел кулак, затем вытер его об колено и, кряхтя, начал слезать с табурета.

— И откуда-то ты родом? — спросил он уже совсем миролюбиво.

Краем глаза Камил заметил, что лицо у мальчишки вытянулось, и он ошарашено моргает глазами.

— Я вообще в городе живу, — сказал Камил, — а в село мы с мамой приехали к тёте Аге. — В село, — как-то тоскливо вздохнул бородач и, повернувшись, зашаркал к дверям. — Где оно теперь, это село. Сожгли всё. В дверях он приостановился и устало сказал: — Никакой он не лазутчик. Ошибся ты, Борта. На крест он плюнул, а на этот счёт у них строго — ересь. Да и говорит он по-нашему. Правда, чудно как-то, на верхнегорский говор похоже, но по-нашему. Да и мал он для лазутчика-то.

— Я же говорила, — облегчённо выдохнула женщина. Она подошла к Камилу и ласково погладила его по голове.

— Больно?

Лохматый мальчишка начал бочком пробираться к дверям, но женщина увидела манёвр и схватила его за безрукавку.

— Куда? Изверг! — Она отвесила ему оплеуху. — Натворил беды, а теперь в кусты?!

Мальчишка насуплено молчал, ухо у него начало багроветь.

— Что стоишь? — женщина легонько подтолкнула его к Камилу.