За стеной

– Хорошо, Галь, я останусь вместо тебя. – Равнодушно скользнув взглядом по холеному лицу красавца на снимках, я поинтересовалась: – А ты уверена, что на встречу с тобой придет именно он? Правда, очень хорош. Даже слишком для Доброславля…

– Анюта, ты лучшая! – Во взгляде Гали искрилась благодарность.

– Смотри, аккуратнее там с ухажером… Главное, чтобы хороший человек попался, – пожелала я.

– Ой, спасибки, родная! – Галина тут же упорхнула на крыльях счастья. Я с некоторой завистью посмотрела ей вслед. Потом со вздохом отправилась проведать ее подопечных. Их я уже знала: сморщенный старичок лет восьмидесяти (поскользнулся и сломал ключицу) и молодая женщина лет тридцати, которая попала в ДТП. У нее был перелом обеих ног. Женщину было особенно жалко: она постоянно плакала, боялась остаться инвалидом-колясочником на всю оставшуюся жизнь. Я утешала ее как могла. Вот и сейчас я перехватила грустный взгляд ее мокрых глаз. Стало не по себе, но я улыбнулась:

– Здравствуйте, Надежда! Как себя чувствуете?

– Добрый вечер, Анечка! – торопливо вытирая слезы, проговорила женщина. – Знаете, я постоянно вас жду. Понимаю, что моя санитарка Галя, а высматриваю вас… Может быть, вы могли бы хоть иногда навещать меня? Мне так легко с вами. Я совсем забываю о своих болячках…

– Конечно, я буду приходить! – неловко улыбнулась я. – Если вам и вправду становится легче… А сейчас быстренько сделаем обтирание, хорошо?

Мы занимались гигиеническими процедурами и болтали о том о сем почти два часа. Надежда отмякла, взгляд стал довольным. Мне было очень приятно, что женщина хоть ненадолго отвлеклась от тяжелых мыслей. Она рассказывала мне о своей жизни. Тридцать два года, учительница начальных классов, у нее еще не было своей семьи, никого, кроме мамы. Мне было искренне жаль ее. Если бы это было в моих силах, я бы сделала все, чтобы женщина поправилась. Наконец я спохватилась.

– Простите, Надя, мне же еще надо успеть к Семену Юрьевичу!

Я успела и к дедушке, помогла ему поужинать. Левая рука у него очень сильно ослабла после инсульта, а правая ключица была травмирована.

– Анечка, вы как лучик солнца среди зимы, – влажными глазами посмотрел на меня дедушка. Мне стало очень приятно, защекотало в гортани. Какое-то чудо происходит, когда люди, нуждающиеся в тебе, благодарят. И тогда кажется, что на самом деле никакая я не преступница (может быть, это недоразумение!) Бесконечная давящая тревога отступает, и становится легко, как будто тело парит в невесомости… Точнее, моя измученная душа.

Я тянулась к пациентам, совсем необязательно именно к этим, «платным». Так же радостно приветствовали меня «бесплатные». Но общаться с ними приходилось, как правило, на бегу, времени хронически не хватало вследствие большого количества работы. Тогда, как в случае с «платными», можно было не спешить. Это было мое, «нерабочее» время, которым я могла распоряжаться, как желала.

Пообщавшись с дедушкой, я вышла из палаты и направилась в комнату отдыха. Еще днем отправила Илье Сергеевичу сообщение, что остаюсь сегодня на ночную подработку. Дело в том, что подопечным Гали в любой момент могла понадобиться моя помощь. Ответ доктора Ильи даже немного разочаровал. Короткое «хорошо». Выходит, ему наплевать на меня, и вся его забота – показуха? Дурацкие мысли навязчиво крутились в голове. Я сделала глоток крепкого чая и вздохнула. Что я за человек такой? Заботится обо мне человек – и я начинаю раздражаться и беситься. Не обращает внимания – и опять не то… Что тебе надо, женщина?!!! В дверь раздался стук. Я вскочила, мельком глянув на часы. Была уже половина первого ночи.

– И снова, здравствуйте! – За дверью стоял не кто иной, как назойливый хирург-ортопед. Я почувствовала, как в кишках противно забурлило.

– Никак не оставите меня в покое? – сухо поинтересовалась я.

– Я на дежурстве. Совсем необязательно, что остался на дежурство из-за вас, – холодно парировал в ответ Ратунский.

Я ощутила, как краска заливает мое лицо. В самом деле, у человека дежурство, а я решила, что он явился по мою душу…

– Извините… Вы что-то хотели? – намного мягче спросила я.

– Да. Зайдите в ординаторскую, – приказным тоном заявил хирург. В моей глотке застряли готовые вырваться слова возмущения. Возможно, надо чем-то помочь, а я снова о себе, любимой. Что я возомнила о себе? Я покорно кивнула:

– Сейчас?

– Да! – Он развернулся и, не издав больше ни звука, удалился в другую сторону. Я не решилась спрашивать, зачем мне надо срочно явиться в ординаторскую. Потеряв значительную часть своей спеси, направилась в кабинет. Войдя, оторопела. В ординаторской горел свет, а на столе красовались бутылка вина, тарелка с фруктами и два бокала. Задохнувшись от возмущения, я повернулась к двери, собираясь уйти без лишних разговоров. Не успела. Улыбаясь, вошел Иван Николаевич. Быстро закрыл дверь, ключ убрал в карман халата.

– Может быть, объясните? – внезапно осипнув, спросила я. Тревога поднималась из глубины души. В кишках уже не забурлило – взвыло.

– Присаживайтесь, Анечка, – кивнув на кресло возле стола, любезно предложил хирург.