За строками протоколов

— Я получал их в бухгалтерии, вы можете проверить это по книге регистрации.

— Спасибо за совет. Я прошу вас внимательно посмотреть на  э т и  накладные. Вот эти. Кто вам их дал?

Веткин осторожно берет документы.

— Не бойтесь, берите смелее!

— А я не боюсь.

Быстрый взгляд и спокойный ответ:

— Эти накладные я получил в бухгалтерии.

— Хорошо. Распишитесь вот здесь. А теперь попрошу ознакомиться с заключением экспертизы, которой установлено настоящее происхождение этих накладных.

— То есть как это настоящее происхождение?

— Очень просто. Бланки накладных, по которым перевозился неучтенный товар, напечатаны совсем в другом месте.

— Где?

— В свое время я скажу вам где. А подсказала мне это малюсенькая... запятая. Смотрите...

* * *

Следователь всё чаще вызывал на допрос Веткина. Внешне ничего не менялось. Он, так же как и другие обвиняемые, отрицал очевидные факты, и в протоколе допроса появлялась одна и та же стереотипная фраза: «Больше ничего к своим показаниям добавить не могу».

Но Потапову казалось, что сознание Веткина еще не до конца отравлено духом стяжательства, что в его душе идет непрерывная борьба подполковника Веткина с растратчиком Веткиным. Поэтому, когда допрос оканчивался и следователь убирал бумаги в портфель, между ними начиналась беседа, которая иной раз продолжалась несколько часов. И если на официальном допросе верх брал расхититель, то позднее, в разговоре, всё явственней звучал голос подполковника Веткина.

Это была долгая и, вероятно, мучительная, внутренняя борьба. Чувствовалось, что порой Веткину хотелось рассказать всё, порвать навсегда с прошлым, но это прошлое всё еще крепко держало его, заставляло замолкать как раз тогда, когда надо было говорить полным голосом.

Скатиться вниз, в душный мирок дельцов и казнокрадов совсем не трудно, но не так просто перечеркнуть потом прошлое и снова стать честным человеком.

Веткин знал, что собранные доказательства бесспорны, но очевидно боязнь наказания удерживала его от решительного шага.

Потапову хотелось помочь человеку в этой борьбе с самим собой. И однажды, когда, официальный допрос был окончен, он сказал Веткину, что хочет прочитать ему несколько страниц уголовного дела. Веткин приготовился выслушать заключения экспертизы или показания свидетелей, но у следователя были совсем другие намерения.

Медленно и внятно прочел он обвиняемому его же собственную характеристику:

«Характеристика на помощника начальника штаба 254-го стрелкового полка майора Веткина Илью Яковлевича, 1910 года рождения.

Майор Веткин находится на фронте с 15 июля 1941 года. В данной должности с 1 ноября 1943 года. Проявил себя дисциплинированным, мужественным офицером. К подчиненным требователен. Награжден орденом Красной Звезды за участие в атаке на сильно укрепленный оборонительный узел противника и медалью «За отвагу» за смелость и мужество, проявленные при форсировании реки Черной. В быту и поведении скромен. Социалистической Родине предан.

Командир пехотной стрелковой дивизии полковник Маслов.

Начальник штаба — полковник Кузнецов. 3 июля 1944 года».

Следователь взглянул на Веткина. Тот долго молча сидел, опустив голову и закрыв глаза, а когда снова посмотрел на Потапова, стало ясно, что он сделал свой выбор.

— Я больше ничего не боюсь, — сказал он, — я был раньше честным человеком и опять буду им. Мне только очень бы хотелось, чтобы как можно больше людей знали мою историю. Знали и не повторяли моих ошибок.

* * *

Веткин был осужден к шести годам лишения свободы. Через месяц после суда Потапов получил от него письмо.