Гостившая у Молчановых двенадцатилетняя племянница Валентина Бирюкова рассказала, что когда гуляла во дворе, то обратила внимание на шум в доме. Она слышала, как ее дядя поднимался на второй этаж, стучался к себе домой и кричал жене: «Лена! Открой!» Не достучавшись, он побежал на улицу и вернулся уже с милиционером. Выходил ли из дома Таранин — девочка не заметила.
Таранин продолжал утверждать, что он ни в чем не виноват и что убийство произошло в его отсутствие. Но этому голословному отрицанию вины противостояла цепь доказательств. Их было вполне достаточно. Следствие можно было считать законченным.
Борисов, старший следователь областной прокуратуры, ехал в Тихалево для проверки жалобы обвиняемого. Соседи по купе еще спали, когда его разбудил проводник: скоро выходить.
Накануне Борисов долго не мог заснуть, размышляя о порученном ему деле. За скупой биографией Таранина он видел солидного и по возрасту и по положению человека, отца двух детей. И вдруг убийца?.. Водка, она, конечно, до всего довести может, но всё же...
В восемь часов десять минут поезд прибыл в Тихалево. Борисов еще не бывал здесь и, спустившись со ступенек вокзала, сразу же оказался в центре строительной площадки. Привокзальную площадь окружали строящиеся здания. Цветник совсем затерялся между кучами щебня, нагромождением бетонных плит и панелей. Прохладный воздух еще не успел наполниться пылью и был особенно звонок: негромкие разговоры и шутки рабочих отчетливо доносились до Борисова. И всё это так не вязалось с не оставлявшими следователя мыслями о Таранине, о тяжелом преступлении, совершенном здесь же, в этом городе, рядом с людьми, которые с таким огоньком возводят эти стены...
Борисов отправился разыскивать отделение милиции. В городе было много новых домов. Магазины только еще обзаводились вывесками, учреждения явно отставали от них. Местные жители и без вывесок знали, где им найти суд, сберкассу или больницу. Но приезжему было нелегко. Борисову пришлось трижды справляться, прежде чем он добрался до цели.
Начальник милиции приветливо принял следователя..
— С чем пожаловали? — поинтересовался он.
— Да вот, по делу Таранина. Жалобу подал.
— Как же, знаю. Отвертеться думает... Еще жалуется...
— Это его право, а нам проверять надо.
— Удачно приехали. Завтра как раз конвой отправляю. На обратном пути можем доставить его.
— Вот и хорошо, — сказал Борисов. — Чем скорее, тем лучше.
Конвойные ввели Таранина. Спросив разрешения, он тяжело опустился на стул.
Перед следователем сидел пожилой плотный мужчина в черном, не первой свежести, пиджаке. Нельзя сказать, чтобы лицо его, заросшее густой щетиной, было слишком приятным. Глубокий шрам пересекал правую половину лба и терялся в тронутых сединой волосах.
Борисов начал с неизбежных вопросов о месте рождения, возрасте, месте жительства, прошлых судимостях.
— Где получили ранение? — спросил он.
— Под Новосокольниками, — тихо ответил Таранин и еще тише добавил: — Вот кровь проливал... а теперь сижу ни за что...
— Ну, в этом надо разобраться еще, — ответил Борисов. — Расскажите всё, что вам известно по делу.
Слегка заикаясь от волнения, Таранин довольно сбивчиво повторил то, что было известно из предыдущих допросов.
— Таранин, — сказал следователь, выслушав обвиняемого, — вы знакомы с показаниями Ани Ивановой. Она говорит, что слышала, как вы кричали: «Хочешь я тебя зарежу!», видела вас смеющимся у трупа. Девочка не заинтересована в исходе дела, чем же объяснить, что ее показания расходятся с вашими?
— Врет она, гражданин следователь. Научили ее, вот она и мелет всякую ерунду про меня.
— Кто научил?
— Я не знаю кто, но то, что она говорит — неправда. И резать я никого не собирался и над трупом не смеялся.
— Хорошо. Скажите тогда, почему у вас на одежде кровь человека?
— Не может этого быть, гражданин следователь.
— Как не может! Вот, читайте заключение экспертизы...
— Не знаю, просто ничем не могу объяснить... Может, на работе руку порезал...
— Отчего же вы об этом не говорили раньше? На допросах десятого и двадцать седьмого июня вы показали, что никаких порезов у вас не было.
— Расстроен я был тогда, запамятовал:
«В тюрьме поднаучили», — отметил Борисов.
— В каких отношениях вы были с Накатовым?
— В хороших.
— А вот жена Накатова говорит, что вы были в ссоре с ним.
— Да какая же это ссора. Поругались немного, месяц не разговаривали, потом помирились. И когда это было — год назад. Жаль мне его, гражданин следователь. Двоюродным племянником мне приходился. Погиб ни за что.
Борисов поморщился:
— Куда и зачем вы выходили во время выпивки из квартиры Накатов а?
— А кто его знает! Пьян был. Может, за водкой, а может, еще куда. Вернулся — на лестнице Леша лежит. Вот тут меня и забрали. И понимаете, гражданин следователь, никто мне не верит. Даже в тюрьме не верят. «Брось, — говорят, — папаша. Не виноват, так не сидел бы здесь».