За строкой приговора…

Написал вам потому, что уважаю. А вы уж решайте, как дальше со мной быть. Ребятам я пока ничего не говорю. Буду ждать вашего решения. Как надумаете, так и будет.

С уважением большим к вам, в прошлом Толик Самурай, он же Анатолий Мясников, а теперь водитель самосвала Анатолий Петрович Суховский».

* * *

Фролов дочитал письмо до конца, положил в папку листы бумаги, исписанные крупным косым почерком, закурил.

– Чем же закончилась эта история? – спросил один из нас.

– Чем закончилась? – переспросил Фролов. – Я, разумеется, ответил Мясникову в тот же день. Письмо моё получилось таким же большим и таким же сбивчивым, как и послание Мясникова.

– Вы ему посоветовали явиться с повинной?

– Нет, – покачал головой Фролов. – Я ему ничего не советовал. Если бы Николаев прочёл моё письмо, он бы схватился за голову. Я написал, что не я, а сам Мясников должен принять решение. «Если можешь и дальше так жить – под чужой личиной, скрываясь от товарищей и дрожа за будущее, – то живи, – написал я. – Значит, ты не стал человеком, а только нацепил на себя новую маску. А если не можешь так, то выход один, и ты его знаешь не хуже меня». Написал я письмо и отправил. А самого точит червь сомнения: вдруг ошибся? Жизнь ведь не асфальтовое шоссе. И ямы, и колдобины, и крутые повороты. Да и Мясников – человек с неожиданностями. Но оказалось, что я не ошибся: через две недели после того Анатолий явился с повинной. Где-то у меня есть копия с его заявления. Впрочем, особого интереса оно не представляет. Заявление как заявление: понял, осознал и так далее.

А потом я присутствовал на судебном процессе по его делу…

– На какой срок он был осуждён?

– Срок? Нет, суд не лишил его свободы. В этом не было никакой необходимости, – сказал Фролов. – Учитывая явку с повинной и то, что к моменту судебного заседания он уже не представлял общественной опасности, суд по ходатайству прокурора в соответствии с частью 2 статьи 43 Основ уголовного законодательства и статьи 309 Уголовно-процессуального кодекса вынес обвинительный приговор без назначения наказания. Этот приговор подвёл черту под всей прежней жизнью Мясникова. Теперь он действительно мог начать без оглядки новую жизнь, жизнь честного человека.

А сейчас… Что ж, сейчас о нем можно уже не беспокоиться. Вот, пожалуй, и вся история, – заключил Фролов. – В общем-то обычная история.

Так сама жизнь решила спор следователя Фролова и майора Николаева, решила категорически и окончательно. Да, и Аполлона, и базарного петушка лепят из одной и той же глины. Очень многое зависит от того, в чьи руки попала эта глина. Поэтому руки следователя должны быть не только умелыми, но и добрыми. Так утверждал Александр Васильевич Чернов.

ДВА МОНОЛОГА

Во время наших бесед Фролов часто вспоминал свои студенческие годы и одного из старейших преподавателей Московского юридического института, а затем юрфака университета Семена Петровича Борисова.

– Он первым дал нам, студентам, представление о роли следователя в системе социалистического правосудия, – говорил Фролов. – Ведь в своё время каждый из нас считал, что задача следователя сводится лишь к тому, чтобы расследовать конкретное преступление, выявить преступника.

– Но ведь, по существу, это именно так.

– Не совсем. Это программа-минимум.

– А программа-максимум?

– Если вы не возражаете, давайте вернёмся в стены Московского юридического института, – предложил Фролов. – Борисова вы знали, так что нет особой нужды напоминать об его эксцентричной манере вести семинары. Семён Петрович всегда напоминал волшебную шкатулку фокусника, которая никогда не скупится на сюрпризы. Но на том семинаре «волшебная шкатулка» была пуста. Борисов ничем, кажется, не собирался нас удивлять. Он был солиден, серьёзен и… скучен. Собственно, не столько Борисов, сколько казус, который он нам рассказывал. Знаете, существует типичный материал для газетной статьи на морально-этические темы «На что смотрела общественность?». Вот что-то в таком роде нам и было преподнесено. История падения Валентина Булыгина нас, будущих юристов, по логике вещей заинтересовать не могла, тем более что Борисов почему-то делал упор не на расследование, а на биографию оного юноши, одного из тех, кого в прежние времена называли стилягами, а немного позднее суперменами из Жмеринки или д'артаньянами из Таганрога.