Доктор Суайр вышел и закрыл за собой дверь. Кэт внимательно оглядела комнату, надеясь отыскать какие-нибудь улики, но не заметила ничего подозрительного. Она опустила руку в карман и неловко повертела магнитофон – включила его, вытащила украдкой, чтобы проверить, работает ли он, снова опустила в карман. Закипел чайник – она определила это по звуку, – послышались шаги и позвякивание посуды.
Доктор Суайр вошел с подносом, на котором стоял стакан шипучей воды, две кружки с кофе и бутылка молока.
– «Перрье» подойдет?
– Спасибо.
– Молоко? Сахар?
– Черный, пожалуйста.
Кэт взяла стакан и выпила залпом, ощущая теплый ветерок от обогревателя и покой. Напиток вернул ей утраченные силы.
Анестезиолог сел рядом с ней, положил ногу на ногу и поставил свою кружку на ковер. На его синих носках был узор в виде музыкальной фразы.
– Итак, вы хотели со мной поговорить.
Кэт насторожилась.
– Совершенно верно. Мне хотелось бы узнать, что происходило в операционной.
– Все очень просто. Мы пытались спасти вам жизнь.
Кэт не отводила глаз от лица доктора.
– Я так не думаю. У меня не было никакой аллергической реакции. Все это чепуха. Вы просто дали мне что-то.
Доктор Суайр внимательно посмотрел на нее:
– Что вы хотите сказать?
– Сестра принесла пузырек с лигнокаином. Вы заменили его другим пузырьком, когда думали, что вас никто не видит.
– Кэт, вы же знаете: ни с медицинской точки зрения, ни с научной, ни даже физически невозможно, чтобы вы что-то видели.
– Согласна. – Парок от кофе вился около лица Кэт. – Но как же тогда мне удалось это увидеть?
– На прошлой неделе мы говорили о смерти. О том, что под ней понимают. Помните? Раньше думали, что смерть наступает, когда останавливается сердце, однако теперь так не считают. После того как остановилось сердце, мозг живет еще девяносто секунд, иногда дольше, без ущерба для его деятельности. Затем он начинает быстро отключаться, умирать. Спустя три или четыре минуты мозг теряет всякую активность. Вот что происходит, когда пациент находится в состоянии клинической смерти, – такое определение узаконено в большинстве стран.
Кэт отпила кофе.
– Смерть мозга необратима, – продолжал доктор Суайр. – И иного еще никогда не бывало. Однако состояние смерти мозга можно вызвать искусственно: гипотермия, например, может временно прекратить его активность, а также некоторые барбитураты. – Анестезиолог переплел пальцы рук. Кэт обратила внимание на его запонки, вульгарные по ее мнению, – золотые монеты вставлены в оправу.
– Во время операции вследствие сильной аллергической реакции на один из анестетиков активность вашего мозга была полностью блокирована в течение восьми минут. По всем признакам в течение этого времени ваш мозг был мертв. И более того, из этих восьми минут три минуты у вас не билось сердце. Вы не могли ни видеть, ни слышать, ни ощущать – ни вкуса, ни запаха, ни прикосновения. – Доктор наклонился вперед. – Но вы все чувствовали. Вы видели меня. И видели треугольник, не так ли?
От его взгляда на Кэт повеяло холодом. В его глазах не было прежней теплоты – они горели странным, фанатичным светом.
– Я не рассказывала вам, что видела треугольник.
– Но вы его видели, не правда ли? Ведь вы для этого ходили в операционную, чтобы проверить, есть ли он?
– Да, – сказала Кэт спокойно. – Потому что я понимала: если треугольник там есть, значит, я действительно вас видела. Это не было игрой воображения.
Доктор широко улыбнулся, но теплота не вернулась в его глаза.
– Когда у вас остановилось сердце, в операционной началась паника. Так что вы легко могли ошибиться.
Кэт пожала плечами:
– Хорошо. Тогда объясните мне, почему я видела треугольник.
– Я не могу представить вам убедительных объяснений. Могу сказать одно: пока мозг сохраняет хоть какую-то активность, вполне возможно возникновение галлюцинаций. Или даже телепатическая связь с окружающими людьми. Единственный способ убедиться, что мозг не излучает никаких волн, – это снять с него электроэнцефалограмму. Вы – одна из очень немногих людей, с которыми мне приходилось сталкиваться, кто мог припомнить о своем выходе из тела, в то время как монитор ЭЭГ не показывал никакой мозговой деятельности.
– А почему ко мне подключили энцефалограф?
– Обычно во время операций я использую энцефалограф для моих исследований.
– Исследований?
– Да. Это одна из областей моего поиска. – Доктор Суайр помолчал. – Да вы не беспокойтесь. Хотя это очень волнующе. Можно даже сказать, великолепно! И совершенно невероятно. По трем причинам. – Он стал загибать пальцы. – Во-первых, вы можете с мелкими подробностями вспомнить то, что с вами происходило, хотя мозговая активность у вас полностью отсутствовала.
– Это моя репортерская тренировка, – сухо сказала Кэт.
Анестезиолог не обратил никакого внимания на ее замечание.
– Во-вторых, вы увидели то, что совершенно не могли видеть: суматоху в операционной, треугольник.
Глаза доктора Суайра сверкнули, и Кэт занервничала.