За свободу

— Господам жарко? Эй, вы там, откройте окна! — угрожающим тоном крикнул стоявший позади фон Менцингена дубильщик Иос Шад.

— На такое требование, господин рыцарь, совет никогда не даст своего согласия. Это невозможно, — решительно произнес Эразм фон Муслор.

— Если есть желание, то есть и возможность, — возразил старый рыцарь Бессермейер.

— Дело не в нашем желании. Ведь это касается не одного Ротенбурга, — продолжал первый бургомистр. — Нашими уступками мы подали бы дурной пример крестьянам соседних владений. Для нас будет сущим бедствием, если в других местах крестьяне станут ссылаться на пример Ротенбурга, и их владетели будут враждебно относиться к нашему городу.

— Ан нет! Как раз наоборот![90] — дерзко выпалил Лоренц Кноблох. — Жрать хлеб господа горазды, а вот испечь его — черта с два!

— Гром и молния! — крикнул ратсгер Гассель, весь побагровев от злости. — Надо проучить это немытое рыло!

— Поосторожней выражайтесь, досточтимый, не то комитет привлечет вас к ответственности за оскорбление его представителя! — загремел Стефан фон Менцинген. — Тем более что он прав. Кругом разгорается страшное пламя, и если город не найдет общего языка с крестьянами, это так ожесточит их, что всем нам несдобровать.

Тут торжественно прозвучал голос Эразма фон Муслора:

— Упаси нас боже без решения и приговора имперского суда поступиться хоть на йоту правами города, принадлежащими ему испокон веков.

— Quos Deus perdere vult, dementat prius![91] — пробормотал Икельзамер, а Килиан Эчлих воскликнул:

— Не выйдет! Уж который год, как я добился решения имперского суда в свою пользу, а магистрат до сей поры отказывает мне в моем праве.

— Истинная правда, — подтвердил фон Менцинген и, гордо выпрямившись во весь рост, продолжал:

— Магистрат своими несправедливыми и неразумными действиями навлек на город немало бед. Посему комитет выборных не может и не должен оставить его у кормила правления.

Эта неприкрытая угроза вызвала целую бурю. Все заговорили сразу, стараясь перекричать друг друга. Тогда поднялся с места Эренфрид Кумпф, который счел своим долгом прийти на помощь магистрату. Он знает человека, заявил он, который больше, чем кто-либо иной, способен установить мир между городом и крестьянством. Человек этот находится в его доме; его и нужно послать в качестве посредника к крестьянам.

— А кто же этот волшебник? — спросил Эразм фон Муслор.

— Доктор Карлштадт, — смело отвечал Эренфрид Кумпф.

При одном упоминании этого имени члены совета замерли от изумления. Только Конрад Эбергард разразился злобным смехом, а Эразм фон Муслор впервые потерял самообладание. Подскочив как ужаленный в кресле, он завопил, весь побагровев:

— Как, бесовский доктор не покидал города и находится в вашем доме! Да ведь он изгнан, под страхом тяжкого наказания! Как вы могли допустить, вы, член магистрата, столь грубое нарушение закона и вашей присяги? Как можно требовать от других уважения к решениям магистрата, когда вы сами, вы, облеченный самым высоким званием в городе, попираете их ногами! Ей-богу, это уж слишком!

Эренфрид Кумпф невозмутимо отвечал:

— Я взял на себя смелость, служа богу и божьему делу, взять его под свою защиту и дать ему убежище. Карлштадт благочестивый и несчастный человек, высокоодаренный и посланный нам самим богом, чтобы уладить разногласия между магистратом, городской общиной и крестьянством. Я сознаю свой долг перед магистратом, но не считаю себя обязанным поступать противно слову божьему и святому евангелию. Я — христианин и буду служить своему спасителю, доколе станет сил.

— Черт побери! Мы такие же христиане, как и вы! — вскричал, задыхаясь, тучный фон Винтербах, а Конрад Эбергард язвительно продолжил:

— Но мы не изгоняем из храмов священнослужителей и не оскверняем церквей иконоборством.

Тут все члены магистрата поднялись с мест и устремились к дверям, но почетный бургомистр преградил им дорогу.

— Я не могу вас отпустить, пока вы не отмените постановления о его изгнании.

— Не дождаться вам этого до скончания века, — отрезал Эразм фон Муслор. — Чего вы хотите? Навлечь на наш прекрасный город гнев и месть императора, князей и имперских сословий? Хотите, чтобы Карлштадт окончательно возмутил народ, как возмущал его повсюду, где жил и проповедовал? Обратитесь к комитету. Теперь власть в его руках.

— Это ваше последнее слово, господни бургомистр? — воскликнул Стефан фон Менцинген, разводя руками, скрещенными до того на груди. — Вот и прекрасно! Ручаюсь вам, господин Эренфрид, что комитет рассмотрит дело доктора Карлштадта и разрешит ему пребывание в городе, поскольку тот не нарушает закона.

— Но мы, магистрат, умываем руки, — заявил господин Эразм и вместе со своими коллегами вышел из зала заседаний.

Глава пятая