За свободу

— Пожалуй, меня и самого так и подмывает на это, когда я гляжу, какое пагубное влияние оказывает на людей эта праздность и как ухудшается день ото дня положение в Вюрцбурге. Военный совет ничего не предпринимает, а у Берметера и его друзей не хватает сил держать людей в узде. Отец Амвросий проповедует на ветер, виселицы стоят пустые. Но, по правде говоря, даже в политике цель не всегда оправдывает средства. Если бы я действительно решился захватить власть, применив насилие, то это привело бы лишь к новому насилию. Ибо насилие и произвол могут держаться лишь насилием и произволом. С тех пор как стоит мир, они не привели еще ни один народ к свободе. Напротив, следствием каждого захвата власти узурпатором, попиравшим человеческие права, всегда бывает новое рабство. Пусть человек кристальной честности захватит власть с благороднейшими намерениями, и если у него не закружится голова на высоте, то его испортят лестью, хитростью и коварством его же приспешники и клевреты, чтобы через его посредство добиться своих низких целей. И еще одно я тебе скажу! Когда в народе угасает стремление к свободе, каждый честолюбец может захватить высшую власть; но свободолюбивый народ никогда не допустит этого. Если я решусь на такое дело, мои же «черные» изрубят меня на куски, и правильно сделают.

Симон не сводил с него озабоченного взгляда.

— Да, пожалуй, ты прав. Я еще поразмыслю над этим, — уныло произнес он.

Глава пятая

В гейдингсфельдской церкви отец Амвросий служил панихиду по воинам, павшим под стенами Мариенберга. Он мог бы заодно помолиться и за упокой души трех тысяч тюрингских братьев, павших в бою в тот самый понедельник[120]. Впрочем, правильней было бы сказать не в бою, а во время бойни, ибо ландграф Филипп Гессенский, Эрнст фон Мансфельд и Георг Саксонский напали на крестьян, нарушив перемирие и не сдержав своего княжеского слова. Три тысячи крестьян были перебиты, триста пленных обезглавлены, Томас Мюнцер и его друг Пфейфер попали в руки вероломных князей. Но в Гейдингсфельде об этом еще ничего не знали. В своей прочувствованной проповеди брат Амвросий назвал павших мучениками свободы. Он сравнил их с первыми христианами, мученическая смерть которых сделала возможной победу истинной веры. Так и пролитая ныне кровь взрастит древо свободы и раскрепостит изнывающий под вековым гнетом народ.

Глубоко потрясенные его пророческой речью, слушатели — многим из них пришлось стоять во дворе, так как церковь не могла вместить всех, — начали расходиться. Остались лишь военачальники да члены военного совета, заседания которого происходили здесь, в церкви, с тех пор как мост через Майн находился под огнем мариенбергских батарей. Флориан Гейер и Пецольд кратко доложили о своей поездке в Ротенбург, а Эренфрид Кумпф вручил совету грамоту ротенбургского магистрата, коей он и Георг Шпельт уполномочивались представлять Ротенбург в военном совете. Тогда взял слово доктор Карлштадт. Ссылаясь на проповедь брата Амвросия, он стал говорить о том, что одна политическая свобода ни к чему не приведет, пока весь строй жизни не будет обновлен в духе первых христианских общин.

Но ему не дали высказаться: недаром его предал анафеме сам Лютер. Священники боялись, как бы его слова не повлияли на крестьян, и прервали его речь громкими криками протеста. Они не нуждаются в его поучениях и не хотят ничего и слышать о христианском коммунизме. Эренфрид Кумпф, возлагавший большие надежды на ученость и красноречие доктора, всеми силами старался восстановить тишину, но тщетно взывал к миру и единению. То, что хотел сказать о единении Карлштадт, так и осталось невысказанным; священник Бубенлебен не дал ему говорить, закричав, что он вносит сектантскую рознь в их лагерь, а Якоб Кель заорал благим матом, требуя тишины. Довольно дрязг, пусть господин доктор отряхнет прах у их порога, они его не звали и в его помощи не нуждаются, и нечего ему здесь, в комитете, делать.

Эренфрид Кумпф, которому нужно было ехать в Вюрцбург, чтобы передать бургомистру и магистрату приветствие от ныне вошедшего в их братство Ротенбурга, вышел из церкви вместе с доктором. Так закончилась поездка Карлштадта, начавшаяся при весьма неблагоприятных предзнаменованиях. Один из сопровождавших пушки стражников оказался тупым и свирепым фанатиком, видно, новая вера не просветлила его разума. Увидев доктора под аркой Ворот висельников, он пришел в бешенство:

— Не хотим ехать с этим злодеем! — завопил он и бросился с копьем наперевес, чтобы сбить Карлштадта с коня. К счастью, Георгу Шпельту удалось отвести удар.

Теперь доктора символически побили камнями сами священники крестьянских войск.

— Значит, служители нового папы преисполнены слепого усердия и спеси еще в большей степени, чем слуги папы римского? Они считают себя источником всякой мудрости, а сами смердят чудовищным невежеством. Нет, от такой смоковницы человечество никогда не получит доброго плода!