За свободу

Со всех сторон стекались любопытные поглазеть на канатного плясуна. Скоморох не переставал трубить, а шут тем временем забавлял толпу смачными шутками, ужимками, прыжками. Половина его камзола состояла из продольных красных и белых полос, а другая половина — из поперечных черных и желтых. Один рукав был в обтяжку, другой — непомерной ширины, а обшлага заканчивались бубенчиками. Бубенчик висел и на кончике колпака, сшитого из разноцветных лоскутов и облегавшего голову так, что оставалось открытым только лицо. Шут еще не раскрывал рта и только гримасничал, а народ уже покатывался со смеху. Смуглая девушка в фантастическом наряде с блестящими металлическими украшениями, вплетенными в черные волосы, скользила между зрителями, извиваясь как змея соблазнительным гибким телом, и, встряхивая бубном, собирала монеты. Шут только что рассказал непристойную историю про попа, который играл в ней роль не совсем целомудренного Иосифа[36]. Толпа залилась жирным смехом, как вдруг возле Дворянской питейной раздались пьяные возгласы. Это Цейзольф фон Розенберг и Филипп фон Финстерлор вместе со своими собутыльниками из молодых патрициев искали на площади достойного завершения попойки. Охмелевшие молодчики грубо расталкивали всех, кто недостаточно проворно уступал им дорогу. Смуглянка тотчас бросилась им навстречу, ударила в бубен и метнула на них свой жгучий взгляд.

— Сто чертей! — рявкнул фон Розенберг и ударил снизу по бубну, так что медяки разлетелись во все стороны. Он схватил девушку за талию, и не успела она пикнуть, как он зажал ей рот своими рыжими усищами. Шут подпрыгнул на месте и завопил:

— Чудеса в решете! Благородные юнкеры превратились в сеятелей. Но что они сеют? Деньги!

Раздался смех, который сразу стих, когда Бютнер зычным голосом крикнул:

— Чужие деньги! И сеем мы, а они расточают то, что добыто нашим тяжким трудом!

— А крепостных своих морят голодом! — загудел Большой Лингарт.

Канатный плясун вне себя завопил:

— Это мои деньги! Пусть юнкер заплатит!

— Да, да, пусть заплатит! — поддержали все хором.

Бешеный Цейзольф захохотал. Многие бросились поднимать разлетевшиеся монеты и, ползая по земле, вырывали их друг у друга. Розенберг все еще не выпускал цыганку, которая и не думала сопротивляться, а только смеялась.

— Постойте, я что-то придумал! — вдруг заорал юнкер фон Финстерлор. Его желтые, как солома, волосы выбились из-под заломленного на затылок берета и свисали на багровое от вина лицо.

— Постойте, постойте, сам Финстерлор что-то придумал! — потешались над ним молодые бездельники, а он так хохотал, заранее наслаждаясь своей выдумкой, что его изрядное не по летам брюшко тряслось от смеха.

— Дурак получит свои деньги, если сейчас же, при нас, подберет их языком, на четвереньках, как собака. Ведь он и есть собачье отродье!

Приятели юнкера, да и кое-кто из зрителей загоготали. Но в толпе послышался ропот возмущения, который еще усилился, когда фон Финстерлор продолжал:

— Пропустите-ка собаку! Эй, ты, вперед, да пошевеливайся, не то я тебя подгоню!

Выхватив кинжал, он замахнулся на шута, который побледнел как полотно и беспомощно озирался по сторонам.

— Это недостойная шутка! Стыдитесь, юнкер! — загремел Мецлер.

Кое-кто из молодых аристократов отошел в сторону, но фон Финстерлор, размахивая кинжалом, продолжал вопить:

— На четвереньки, собачье отродье!

— Берегись, Филипп, воробьи всполошились! — насмешливо крикнул Бешеный Цейзольф.

В мгновенье ока Ганс Лаутнер, вырвавшись из рук Кэте, которая пыталась его удержать, бросился на юнкера и клинком своей шпаги выбил у него из рук кинжал.

У зрителей вырвался ликующий крик. Шут перекувырнулся и исчез в толпе. В тот же миг рядом с Гансом выросла фигура Большого Лингарта. Фон Финстерлор, разинув рот, уставился на великана, но его друг рассвирепел.

— Проклятье! — зарычал Розенберг. — Бей вшивый сброд! Коли их! — Он отшвырнул цыганку, но, стиснутый со всех сторон, не мог нанести удара. Тем временем его друг, тоже разъяренный, напал на Большого Лингарта, который отмахивался от него своим огромным мечом, как от назойливой осы. Но тут уже и Розенберг развернулся и со страшной силой замахнулся кинжалом на бывшего ландскнехта. Но его клинок лишь скользнул по длинной шпаге Лаутнера, который с неистовым ожесточением набросился на Бешеного Цейзольфа.

— Бей дворянских сынков! — раздался громкий крик, и толпа хлынула неудержимым потоком вперед. Разносчики и бродячие комедианты бросились врассыпную; торговцы кинулись запирать свои лавки, женщины и дети завопили. Каспар силком вытащил из свалки свою двоюродную сестру.