За свободу

— Вскорости, сударь, разбили они ворота и с воем, как голодные волки, бросились в замок, угнали мелкий скот и лошадей, опустошили житницы и ворвались в винный погреб. В господском доме они перебили все как есть, а один негодяй так хватил меня копьем по голове, что я повалился замертво. Когда я пришел в себя, мне показалось, что все это я видел во сне. Кругом было тихо, только пламя гудело и трещало. Горели конюшни и то, что осталось от господского дома, а внутри уже все было расхищено и разбито. Огонь перебросился на две боковые башни, и над ними уже взлетали искры и полыхало пламя. Тушить я не мог, а спасать, сударь, было нечего.

Он замолчал, виновато поглядывая на хозяина. Все молча смотрели на него. Тот стоял, плотно сжав губы и прижав к сердцу левую руку. Потом он обвел всех глазами и, выпрямившись, сказал:

— Ничего, Венделанд. Все — к лучшему. В свободной стране не будет укрепленных замков. Никто не будет возвышаться над своим ближним. Они избавили меня от труда разрушать свой замок.

Но крестьяне всполошились:

— Как они посмели? На кого подняли руку? — гневно воскликнул Симон, и многие его поддержали.

— Дайте мне несколько человек, ваша милость, — попросил управитель, — чтобы я мог хотя бы расчистить…

— Зачем? — спросил Гейер своим обычным спокойным тоном. — И без того нам придется слишком много расчищать, чтобы строить новое.

Он приказал Венделанду следовать за ним, махнул остальным на прощанье рукой и удалился. Симон провозгласил в его честь троекратное «ура», по он даже не обернулся.

— Послушай, Венделанд, тебе придется ехать в Римпар, — сказал он. — Мне теперь никак нельзя отсюда отлучиться. Дорогу ты знаешь. Держись все время вдоль берегов Плейхаха. За три четверти часа будешь там, Но это не к спеху. Прежде отдохни с дороги. Дурные вести всегда приходят слишком рано. Ты ведь добрался сюда из Гибельштадта пешком, не так ли?

— Ах, сударь, злодеи даже ржавой подковы не оставили!

— Я дам тебе коня. Но прежде отдохни. Я напишу письмо.

Доктор Эвкарий Штейнмец, гейдингсфельдский приходский священник, услужливо открыл перед рыцарем Флорианом дверь. Крестьяне не пощадили винного погреба в его приходе. Тридцать пять бочек вина вывезли они с церковного двора и, вняв его мольбам, оставили ему лишь четыре. Зато он стал членом евангелического братства, и главари крестьянских войск оказали ему высокую честь, поручив ведение всей переписки. Они питали к нему полное доверие, так же как и Флориан Гейер, прямой и честной натуре которого была чужда подозрительность. В то время как отец Эвкарий потчевал управителя и добродушно выспрашивал у него новости, Гейер писал своей ясене. Стараясь насколько возможно щадить ее, он рассказал ей о случившемся, и если вообще что-нибудь могло ее утешить, то, пожалуй, это была возвышенная простота его заключительных слов:

«Пусть наша потеря тяжела, — писал он, — но помни, что нет такой жертвы, которая была бы слишком велика для дела свободы, и поцелуй за меня нашего мальчугана. Твой Флориан».

Глава вторая

По улицам Вюрцбурга проходил батальон Черной рати во главе с барабанщиком. На каждой площади отряд останавливался, и под бой барабана командир зычным голосом читал собравшейся толпе приказ военачальников и крестьянских военных советов. Всякие беспорядки в городе запрещаются под страхом тяжких наказаний. Всякий, кто осмелится нарушить мир и призывать к мятежу против братьев во Христе, будет тотчас же повешен. Для этой цели на Рыбном рынке, на Еврейской площади и позади собора были установлены три виселицы. Зажиточные горожане и даже духовные лица, засучив рукава, помогали сколачивать помосты, вокруг которых с громким ропотом толпился народ, а уличные мальчишки и цеховые ученики, вложив пальцы в рог, пронзительно свистели.

Меры эти были приняты по предложению Флориана Гейера. Он настоял также на том, чтобы в городе и в покинутых монахами доминиканских подворьях было расквартировано несколько рот гейдингефельдцев. К войскам приставили бывшего августинца, брата Амвросия, который ежедневно, в четыре часа утра, читал в соборе проповедь на тексты псалмов царя Давида. Другой монах служил ратникам обедню на немецком языке. Соборному пономарю вменено было в обязанность чуть свет обегать дома духовенства и поднимать священнослужителей с постели.

Брат Амвросий, в мире Фридрих Зюс, был пострижен в монахи в Шмалькальдене, но, проведя три года в Вюрцбургском августинском монастыре, почувствовал отвращение к житию в обители, перешел в белое духовенство, стал приходским священником в Вальдмансгофене и женился. Несмотря на духовный сан и ученость — он прекрасно знал сочинения античных классиков и гуманистов, — он был простым и скромным человеком и умел своими проповедями трогать сердца.