За тайнами Плутона

Таким образом, лесс Северного Китая является продуктом пустынь и полупустынь Центральной Азии, который в виде пыли выносится из них ветром, оседает и накопляется в степях, ограничивающих эти области с юга (…).

По возвращении (…) в Су-чжоу я провел 11 дней в доме Сплингерда. Нужно было послать за верблюдами, находившимися на отдыхе на окраине оазиса, и организовать отправку всей собранной от Пекина коллекции (…). Я решил нанять большую китайскую телегу, нагрузить на нее коллекции и отправить вперед прямо в Кульджу — в русское консульство. Нужно было найти надежного возчика и получить для него из ямыня уездного начальника свидетельство, что он везет научные коллекции русской экспедиции и поэтому не подлежит реквизиции и таможенным сборам. Для упаковки коллекций были уже заказаны ящики, и теперь с утра до вечера я был занят укладкой, заполненные ящики зашивались в сырые бычачьи шкуры, чтобы образцы не подмокли и не растерялись (…). Наконец, все было кончено, телега отправлена, караван в сборе, нанят китаец — проводник до г. Хами, и мы простились с гостеприимным домом бельгийца, оказавшего большую помощь моей экспедиции (…).

Путешествие через Бей-шань, богатое геологическими наблюдениями, представляло мало интереса и разнообразия в отношении ландшафтов и путевых впечатлений. Почти на всем протяжении мы ехали в течение двух недель по гористой местности, причем то пересекали отдельные горные цепи, то промежуточные между ними группы и цепи холмов и рассеянные среди них долины и котловины. Нигде не было ни высоких перевалов, ни тесных ущелий; дорога шла прямо или слегка извиваясь по долинам, сухим руслам, логам, незаметно переваливая из одной в другую. Воду мы имели ежедневно из колодцев или ключей, окруженных небольшими оазисами зарослей тростника, кустов, иногда тополей; вода часто была солоноватая. Корм для животных давали те же оазисы. Дорога, по которой мы шли, вероятно, мало посещаемая; мы не встретили ни одного каравана и ни одной юрты кочевников; зато попадались антилопы и в одной местности, в глубине Бей-шаня, стадо куланов, давшее случай подновить запас провизии. В зависимости от расстояния между источниками воды мы делали то большие, то маленькие переходы.

Общий характер местности напомнил мне Центральную Монголию; Бей-шань, подобно последней, нужно назвать холмисто-гористой полупустыней, в которой процессы разрушения и развевания господствуют. Благодаря им и крайне скудной растительности строение гор почти везде было совершенно ясно; мы могли видеть, как белый гранит внедряется неровной массой в серые гнейсы, а сам пересекается еще жилами темнозеленого диорита, и в каких разнообразных отношениях встречаются эти породы. Процессы разрушения были особенно наглядны в горах у колодцев Мын-шуй, представлявших большой массив гранита, в котором выветривание создало бесчисленные карманы, впадины и целые ниши разной величины. Можно было проследить, как в нишах постепенно разъедается и разрушается свод, понижаются стенки и как в конце концов на месте холма остаются гребешки и кочки от стенок уничтоженных ниш. В этом месте я устроил дневку, чтобы изучить основательно ход развития этих форм разрушения твердой породы (…).

Через 12 дней наш путь, шедший в общем на северо-запад, резко повернул на запад. Мы миновали Бей-шань и уже перед тем несколько дней на горизонте видели хребет Карлык-таг, восточный конец Восточного Тянь-шаня, увенчанный вечноснеговыми вершинами (…).

Пересечение Бей-шаня подтвердило вывод, сделанный мною уже в Восточной и Центральной Монголии и в Ордосе, именно, что в Центральной Азии лесс образуется, но не накопляется, что степных котловин, заполненных лессом, которые предполагал Рихтгофен, нигде нет, что везде выступают коренные породы, выветривающиеся и дающие пыль, которая выносится ветрами из пустыни и осаждается на окружающих ее горах и степях. Бей-шань даже не содержал скоплений сыпучего песка, которые я видел в Центральной Монголии; здесь даже этот материал выветривания не мог накопляться в достаточном количестве, а выносился ветрами на юго-запад — в хребет Курук-таг и к озеру Лоб-нор (…).

…Мы ехали шесть дней и еще день потеряли из-за бури (…).

…В этот день с утра дул порывистый ветер с юга, но к 3 часам дня его сменил резкий ветер с северо-северо-востока, который к 6 часам вечера перешел в бурю. С началом этой бури белые тучи окутали гребень Тянь-шаня и засели на нем, спустившись в верховья всех ущелий; хребет нахлобучил белую шапку, из которой на верхней половине хребта выпал снег. Буря продолжалась всю ночь и весь следующий день: и достигала такой силы, что идти против ветра было совершенно невозможно. Моя палатка, выдержавшая два года путешествия и немало бурь, под напором ветра начала разрываться по швам (…). К закату солнца ветер резко ослабел и в сумерки прекратился. Эта буря не сопровождалась такой массой пыли, как в песках или в стране лесса на южной окраине Центральной Азии; воздух был сравнительно чистый, очевидно, на степях подножия Тянь-шаня ветер не находил много мелкого материала.