За темными лесами. Старые сказки на новый лад

– Сачмо, – заговорила она, – мне нужна твоя помощь. Пожалуйста.

Ее слова были обращены к рослому, седому чернокожему, неформальному вожаку бродяг. Звонок Седрику не принес ничего, кроме плодотворного общения с автоответчиком да новой порции лягушачьего хихиканья.

Хотя Сачмо жил на втором этаже уже без малого два года, разговаривать с ним было как-то неудобно. «Сачмо»[92] он называл себя с немалой долей иронии – оттого, что у него был саксофон. За долгое время наблюдений Мэри успела понять: может, он и чудак, но вовсе не сумасшедший. Однако он был немым, и тем создавал вокруг себя особую, собственную тишину. Впервые появившись в библиотеке, он приветствовал ее карточкой, на которой было написано: «Отчего ты такая грустная?». Через три недели за первой карточкой последовала вторая: «Не слишком ты разговорчива». А за ней: «Тебе немой бывать не случалось?». От этого она невольно захихикала…

Так, с помощью карточек, он мало-помалу рассказывал о себе. «Ненавижу телятину». «От кошачьей шерсти у меня глаза слезятся». «Родители померли, когда мне было пять». «Мой кумир – Марсель Марсо». «Нет ли у меня пуха в бороде?». А на прошлой неделе сообщение оказалось посложнее: «Среди моих предков были берберские пираты с западного побережья Африки. Как по-твоему, я с виду кровожаден?».

Мэри он нравился, хотя порой в ответ на его вопросы так и подмывало написать: «Отстань!». Удерживало одно – его музыка. Его саксофон был любопытнейшей штукой – полностью выпотрошен, все клавиши до единой выдраны, но когда Сачмо подносил мундштук к губам, тишина вокруг подергивалась разноцветной, пляшущей рябью. Никто из посетителей библиотеки никогда не видел и не слышал этой музыки. На это были способны только его товарищи-бродяги да Мэри.

– Мне нужно, чтоб ты помог мне поймать… довольно большую лягушку.

Оскалив в ухмылке неровные желтые зубы, Сачмо написал что-то на карточке и вручил ее Мэри.

«С чего я буду скакать за какой-то лягушкой?»

Мэри нахмурилась. Сейчас ей было не до словесных игр.

– Пожалуйста, Сачмо. Она может попортить книги, а то и опрокинуть стеллажи, и у меня будут серьезные проблемы.

Сачмо вытаращил глаза и нацарапал: «Какой же величины эта лягушка?».

– Большая, – со вздохом ответила Мэри. – Три-четыре фута в холке.

Бродяги за спиной Сачмо мрачно зароптали: Мэри прервала их посреди румынской польки.

Шорох ручки по бумаге: «А книги о берберских пиратах мне закажешь?».

– О чем угодно…

Сачмо поднял ладонь, веля ей подождать, отошел к остальным, нацарапал что-то на карточке и отдал ее бледной коренастой женщине.

– Он спрашивает, – заговорила та, – хотите ли вы помочь этой чокнутой тетке поймать лягушку величиной с крупного пса, или лучше продолжим танцы?

Мэри застонала. Она-то надеялась, что Сачмо не оставит бродягам выбора! У каждого в этой кучке бродяг имелись свои… причуды. Среди собравшихся вокруг Сачмо имелись Никсон, Нейдер[93], оба Шелли, Тэтчер, Кубрик, Маркс, Антуанетта и многие другие. Новые посетители библиотеки быстро понимали, что на втором этаже появляться не стоит, но Мэри здесь даже нравилось.

К немалому ее изумлению, после продолжительного перешептывания Сачмо подошел к ней и вручил ей записку, гласившую: «Мы поможем – кроме той, которая зовется Мэри Шелли».

«Мэри Шелли» была миниатюрной, сильно заикавшейся женщиной, чем-то похожей на птицу.

– Й-й-я д-д-думаю, мы д-д-должны отп-п-пустить ее. Й-й-я люблю мон… мон… Монстров!

Так началась первая и последняя в истории человечества Мемориальная Охота на Лягушонка имени Сэмюэла Девоншира. Под тиканье часов, отсчитывавших секунды, словно шарманка, бродяги рассыпались по первому этажу. Мэри осталась на втором этаже – наблюдать и координировать действия. Сачмо играл на саксофоне, думая прельстить лягушонка болотно-зеленой мелодией. Тэтчер пыталась устроить засаду. Маркс объединился в коммуну с Марией-Антуанеттой, согласившейся на это с заметной неохотой. Никсон соорудил ловушку, взяв на себя роль приманки. Кубрик сидел в углу и корчил безумные рожи. Нейдер бегал по залу, призывая к более гуманным мерам (впрочем, на сей счет Мэри могла и ошибаться).

Таким образом, Мэри выпустила на волю чудовище. Правда, довольно слабое и неумелое – ведь лягушонок до сих пор оставался на воле и был волен творить, что заблагорассудится. От портретов тоже не было никакого толку. Обиженные, они честили Мэри на все корки.

Мало-помалу суматоха внизу окончательно превратилась в танцевальные импровизации (Мэгги с Марксом принялись исполнять танго), и вдруг Мэри снова услышала хихиканье. Подозрительно зеленое хихиканье. Сверху. Из вентиляционной трубы. Из вентиляционной трубы, ведущей на четвертый этаж. Ага! Ага! Что ж, придется разделаться с ним самостоятельно. Предупреждать этих чокнутых бродяг означало бы только потерять даром элемент неожиданности. Мэри тихонько попятилась от перил галереи второго этажа…