В течение считаных часов она говорила с ним куда больше, чем с любым из собственных собратьев. Она расслабилась в его обществе настолько, что едва не позволила себе лишиться чувств – а ведь такое случалось в ее жизни всего дважды, в обществе Левина и Лиры, и оба раза Эстар сопротивлялась этому с ужасом, в беспричинном страхе перед потерей сознания.
Пришелец сидел напротив. Нет, и столовый нож, и стены комнаты были знакомыми и привычными, однако во всем вокруг чувствовалась неуловимая странность, причин которой Эстар не могла ни разглядеть, ни понять умом. И он – его жуткое, кошмарное уродство, замаскированное одеждами…
Вдруг, вновь без видимой причины, Эстар ударилась в слезы. Она проплакала на его глазах целых три минуты, смутно ощущая некое бесстрастное, не имевшее ничего общего с сопереживанием сострадание. Рыдая, она наконец-то пришла к уверенности, что он и в самом деле не читает ее мыслей. Ее мыслей не читал даже дом, вовремя доставивший ей стопку салфеток. Через три минуты она извинилась и оставила его. На сей раз он ей не препятствовал.
Вернувшись к себе, она с радостью обнаружила приготовленную постель и тут же легла, предоставив видимым и невидимым механизмам освобождать ее от одежды. А ранним утром, едва проснувшись, вызвала бусину, упавшую сверху, словно капля дождя, и велела ей отыскать сказку, рассказанную инопланетянином накануне. С хозяином решила больше не встречаться, пока сам не позовет.
Прошел день.
Ночь.
Еще день.
Все это время она думала о нем. Написала короткое эссе – анализ его внешности, его скупых жестов, его врожденного уродства, о котором Эстар, пусть даже бессознательно, не могла забыть ни на миг. И голоса – искаженного, но все же такого завораживающего…
Еще ночь.
Эстар не могла уснуть. Пришелец так и не призвал ее к себе. Гуляя под звездами в своем саду, она нашла зеленую розу, мягко освещенную небольшой лампой, и долго смотрела на свет, сочащийся сквозь упругие нежные лепестки. Казалось, она сама окутана таким же сиянием – облаком света, легко пронизывающего ее сопротивление насквозь.
«Как поразительно, необоримо обаяние того, – писала она, – к чему тянуло всю жизнь: быть понятой, принятой, и, таким образом, обрести душевный покой. Избавиться от ощущения уникальности, замкнутости, одиночества».
Еще день.
Эстар обдумала возможность побега. Выйти из сада, спуститься с горы, отыскать в глуши какой-нибудь пункт связи или транспорт… План претворился в грезы наяву, и он отыскал ее.
Еще ночь.
Еще день.
В тот день она оставила притворство, и он внезапно появился в ее саду. Она не поняла, как он вошел – просто прошла меж топиаров и увидела его. В знак приветствия он без малейшей неловкости подал ей руку – шестипалую, затянутую в перчатку. Эстар ответила тем же. Они заговорили. Они говорили весь день и часть вечера. Он играл для нее музыку родной планеты. Эстар не понимала ее, однако эти пылкие ноты раз за разом трогали какие-то струны ее души.
Эстар никогда не могла понять, чего ей нужно от самой себя. Она рассказывала ему о том, о чем, казалось бы, давно позабыла. Он обучил ее настольной игре своей планеты, а она научила его земной игре с цветными пятнышками света.
Однажды поутру она проснулась от собственного пения. Она пела во сне! Мало этого, она сама сочинила фрагмент мелодии и несколько музыкальных фраз! Эстар принялась работать над музыкой, даже не вспоминая об одиночестве – ведь музыка была с ней. Хозяину о музыке не сказала ни слова, пока он не спросил сам – только после этого она сыграла мелодию и для него.
Стыд Эстар испытывала крайне редко, и то не сознательно – скорее, на гормональном уровне. Приток элементов, воздействующих на нервы – и вспоминаются Левин, Лира, Рада. Рано или поздно должно было произойти что-то новое: все, что происходило сейчас, лежало в стороне от жизни, не имело с ней никакой связи.
К этому времени Эстар узнала имя пришельца. Земного эквивалента оно не имело, и она не могла ни написать, ни даже произнести его вслух – разве что повторять в мыслях. Так она и делала…
Она любила его. Она полюбила его с первой же встречи, с первой минуты там, под цветущими вешними деревьями. Полюбила, и встретила эту любовь с радостью сродни той, с какой дневные создания встречают утро нового дня.
Конечно же, он знал об этом. Если не из ее мыслей, то видя, как, отыскав его, она спешит к нему по дорожке сада. Видя, как она преображается рядом с ним. Видя расцвет ее творчества. Ее счастье.
Во что же она превратится со временем?
Родным Эстар написала лишь три коротких послания, не шедших ни в какое сравнение с объемом их писем.
Когда лето на лужайках вокруг дома приблизилось к концу, во всем прочем мире настала весна, и Эстар, как обещала, отправилась навестить отца.