Казалось, этот голос принадлежит прекрасному неземному ребенку.
– Да, – перебила Эстар, возмущенная его сладкозвучием. – Когда я встречусь с твоим… С тем, кто тобой управляет?
– Когда пожелаете, Эстар Левина.
– Когда я пожелаю? Допустим, у меня нет никакого желания видеть его?
– Если такова ваша потребность, она будет удовлетворена, насколько это возможно.
– Но в конце концов это сделается более невозможным, и меня живо препроводят пред его очи?
Бусина замерцала.
– Здесь нет места насилию. Вас не станут принуждать к каким-либо действиям, не совпадающим с вашими понятиями о свободе.
– Но я здесь против собственной воли, – хладнокровно сказала Эстар.
Бусина продолжала мерцать. Молчание затянулось.
Наконец Эстар позволила бусине молча проводить ее сквозь симметричную инопланетную комнату в новые симметричные инопланетные комнаты.
Из-за того, что сказала говорящая бусина, Эстар не покидала отведенных ей комнат и личного сада целый месяц.
Комнаты были прекрасны. Здесь имелось все, что только могло ей потребоваться. Как обнаружилось, ей даже предоставили доступ к домашней библиотеке и банку данных. Все, чего она не могла получить на монитор небольшой личной консоли, приносила говорящая бусина. В ее саду, разбитом в стиле Второго Ренессанса, над стройным десятифутовым топиаром царило лето. С наступлением темноты среди листвы и под струями небольших водопадов сами собой зажигались алабастровые фонари.
Эстар все время задавалась вопросом, не следят ли, не подсматривают ли за ней. В тех случаях, когда считала это вероятным, вела себя противоестественно, театрально. В другое время – просто пользовалась всем, что только могла предоставить такая необычная автоматизированная обитель.
Казалось, вокруг полным полно невидимых рук: они распахивали перед Эстар двери, шили и приносили одежду, наполняли ванну, доставляли прессу и книги. Жизнь под неусыпным оком призраков… Земной науке и технологиям до такой изощренности было еще далеко, а может, достичь подобного уровня на Земле и не пытались. А здесь… Невидимые механизмы и силовые поля в воздухе могли даже переворачивать вместо нее страницы печатных книг, стоило только пожелать.
Через два дня Эстар отправила сообщение отцу. Сообщение было простым: «Я здесь. Все в порядке». Но такое немногословие показалось тревожным даже ей самой. Пришлось добавить постскриптум: «Рада, немедленно перестань плакать обо мне, не то ребенка выплачешь».
Отправляя почту, она подумала, прочтет ли ее сообщение инопланетянин?
На десятый день, в самом мрачном расположении духа, она заказала из библиотеки литературу и аудиодоклады о планете пришельцев и ее культуре.
– Любопытство, – сказала она, обращаясь к стенам, – сгубило кошку.
Конечно, она уже знала, кого инопланетяне напоминают сильнее всего – крупных представителей семейства кошачьих. Густая, как мох, шерсть покрывала их с головы до пят, кроме губ, ноздрей, глаз и кое-каких укромных частей тела. Возможно, они и стеснялись своего вида, но никогда не скрывали от людей его описаний – лишь собственные тела и лица прятали под одеждой и масками.
А еще Эстар отметила вот что. Статичные трехмерные изображения видов родной планеты и достижений пришельцев имелись повсюду, однако нигде – возможно, нигде на всей Земле – было не найти ни единой видеозаписи.
Вот громады тонких горных пиков – и крохотные, едва различимые фигурки на переднем плане. Вот спортивные состязания в клубах пыли – игра понятна, а вот игроков не разглядеть. Тактично: даже здесь, в собственном доме, хозяин никак не подчеркивает своей горькой инакости. Выходит, все, что предстояло увидеть Земле, подвергается строгому контролю?
Небо родной планеты пришельцев было голубым, совсем как земное, но в то же время – неизвестно, отчего – казалось абсолютно чужим. Может, из-за форм облаков или глубины горизонтов? Такими же непостижимыми, едва уловимыми были и отличия, окружавшие Эстар в этом доме. Не раз она пробуждалась от сна совершенно дезориентированной, думая, что находится в доме отца.
Однако сад манил Эстар к себе. Он доставлял ей эстетический комфорт. Вскоре она пристрастилась ужинать на просторной белой террасе, под листвой и звездами в жарком летнем небе. Тарелки сами плыли ей в руки, вина и кофе сами лились в бокалы и чашки, сама собой возникала в руке розовая сигарета.
Повсюду тайны, повсюду скрытые факты…
– Если, – сказала она, обращаясь к стенам, – ты за мной наблюдаешь, доставляет ли это тебе удовольствие, о господин?
Ей нравились архаичные выражения, наряды, музыка, живопись, манеры. Они служили ей утешением, а порой и оружием против собственной современной культуры, в которую ей, похоже, никак не удавалось вписаться. Неудивительно, вполне естественно, что она не чувствует неловкости: здесь, в жилище инопланетянина она точно так же не на месте, как и в отцовском доме.