Нет, Эстар не плакала. Она была вне себя от страха и злости. Но этих чувств она никак не выражала даже наедине с собой, не выпускала их за пределы сознания. Ее всю жизнь распирали изнутри чувства, не находящие выхода. С самого детства она видела, как чувства Лиры выражаются в ее музыке, а чувства Рады – в общении. Но сама Эстар родилась без творческой жилки и не сумела развить ее. Она могла говорить – логично, связно, строго по делу. Могла, если требовалось, писать лапидарные, но крайне интересные письма, эссе и образные фрагменты стихов. Однако ей никогда не удавалось передать окружающим, что у нее на душе. Более того, она прекрасно знала, что, несмотря на все страдания и стремления, никак не может объяснить этого даже самой себе. Она не имела ни малейшего понятия, чего ей хочется, и часто корила себя за неумение радоваться тому, что у нее есть – доставшемуся волею судьбы богатству, очаровательной семье, прекрасно упорядоченной красоте своего мира. В пятнадцать лет она решила завербоваться доброволицей в Маршу, на марсианский колониальный пояс, но этого ей не рекомендовали по состоянию здоровья. Как оказалось, ее легкие, вполне здоровые в земных условиях – не из тех, что будут хорошо служить в разреженной, незавершенной атмосфере Марса. Однако это ее не расстроило: сбежать на иную планету хотелось ничуть не больше, чем всего остального. Все дело было в невеликом шансе найти на Марсе собственное место. Причину быть…
Но вот теперь вынужденный отъезд подействовал на Эстар так, что она удивилась самой себе. В конце концов, что страшного в этой ссылке? Украшением дома она не являлась ни в собственных глазах, ни в глазах окружающих – значит, с тем же успехом могла жить и среди этих непонятных инопланетян. Она ни на минуту не сомневалась, что среди них обречена на ту же неясность, на тот же душевный сумбур, что и среди соотечественников, среди родных.
Конечно, страх ее был чисто инстинктивным, о нем не стоило и думать. А вот злость… Злость озадачивала. Может, это из-за отсутствия выбора? Или потому, что в душе она надеялась со временем выстроить связь с теми, кто ее любит, быть может – отыскать того или ту, кому не покажется скучной и непостижимой, к кому она сама не проникнется неприязнью, как только пройдет новизна отношений? Теперь этим мечтам настал конец. Те, кто был вынужден жить среди пришельцев, со временем отдалялись от всего человечества, это было общеизвестно. Выходит, она потеряла свой шанс стать человеком?
Путешествие заняло целый день. В машине, снабженной и оборудованной всем, что только могло ей потребоваться, имелась горячая вода и душистое мыло, еда и питье, машина предлагала Эстар ее любимую музыку, книги и фильмы. Бело-голубой зимний день медленно, постепенно сменялся сумерками. Подняв солнцезащитные козырьки на передних окнах, Эстар взглянула, куда везет ее снегомобиль.
Машина пересекала какой-то частично замерзший водоем. Впереди виднелась невысокая гора. Судя по утрированно-конической форме, гора была рукотворной – одним из каменных сооружений, украшавших Землю тут и там. Вскоре машина достигла узкой полоски берега и в гиацинтово-синих вечерних сумерках двинулась наверх.
Над пультом управления зазвучал мягкий, учтивый голос. Десять минут до прибытия…
У высоких стальных ворот снегомобиль пришлось сменить на небольшой вагончик, двинувшийся вверх по натянутому тросу.
В сорока футах над землей Эстар выглянула в окно. Внизу виднелась миля возделанной земли – сад. Прежде, чем сумерки окончательно сгустились, она увидела, что здесь имеется система управления климатом, манипулирующая временами года. У ворот была осень, с деревьев сыпались сухие желтые листья. Затем осень сменилась летом, о стенки вагончика зашуршала пышная зеленая листва. К концу путешествия вокруг стало совсем темно, но, как только вагончик коснулся платформы, в открытые двери проник нежный мрак, напоенный буйными ароматами весны.
Эстар вышла наружу, и движущаяся лестница понесла ее вниз. Впереди не спеша летел металлический слуга с ее багажом. Сквозь гирлянды белых цветов был виден дом – усеянный звездами иллюминаторов куб под сверкающим шаром крыши.
Ноги Эстар коснулись земли. Двери озарились светом и распахнулись.
Просторный холл, за ним – еще более просторная комната. Соблазнительно симметричная… Впрочем, ничего иного Эстар и не ожидала. Отчего бы комнате и не оказаться милой, монотонной, как и все прочие, что ей доводилось видеть? Отчего бы ей не оказаться привычной? Однако было здесь и нечто неопределенно странное – может быть, запах, или какой-то гнетущий, неуловимый низкочастотный звук? Так или иначе, эта странность была очень к месту. Если бы Эстар, едва войдя, не обнаружила вокруг ничего неземного, это могло бы встревожить. Возможно, хозяин понимал и учел подобные психологические тонкости.
В воздухе перед ней, словно дрессированная птица, повисла люминесцентная бусина.
– Эстар Левина! – заговорила она. – Я буду вашим проводником. Для вас приготовлены комнаты. Любые вопросы, какие вы пожелаете задать…