За темными лесами. Старые сказки на новый лад

Но пес схватил Яромилу за кушак на талии, спрыгнул с террасы, приземлившись среди топиаров, перепрыгнул через розовый сад, через лес, и скрылся за облаками.

Люсинда ничего этого не видела. Когда замок встряхнуло, все платья с полок гардеробной (вместе с большей частью обуви) рухнули на нее, а, выбравшись из-под груды одежды, она решила, что каким-то образом умудрилась уронить все это сама. Вдобавок, и нужное платье никак не находилось.

Пес бросил Яромилу на пол посреди пещеры, сплошь усеянной кристаллами.

– Я – не принцесса Люсинда! – сказала она, едва перевела дух.

– Сейчас посмотрим, – ответил пес. – Кем бы ты ни была, поднимайся и присядь к столу.

В самом центре пещеры Яромила увидела стол, вокруг которого стояли три кресла. Первое было явным образцом помп-арта, последнего писка моды, представленного публике парижской Экспозисьон Универсаль[46]: подлокотники представляли собою резные фигуры грифонов с гранатами вместо глаз, а все остальное было покрыто изысканной позолотой. Второе кресло мог бы вырезать для себя зимними ночами, сидя у очага, любой сильванский крестьянин. Третье же было даже не креслом, а табуретом из простого белого дерева.

Конечно же, он не мог ожидать, что Яромила сядет на табурет! Ну, а второе кресло… да что она, крестьянка?! И Яромила уселась в первое кресло, на сиденье, обитое пунцовым бархатом, а руки положила на спины грифонов.

– Могу ли я предложить тебе чего-нибудь выпить? – спросил пес.

Перед Яромилой на столе стояли три кубка. Первый, определенно, был золотым – и как бы не от самого Лалика. Остальные не представляли собой ничего особенного: серебряный кубок, каких и в Добромире пруд пруди, да простой рог, из которого мог бы пить какой-нибудь пастух. Конечно же, Яромила будет пить из первого! Она осторожно поднесла кубок к губам и сделала глоток. Вино – красное, будто гранатовые глаза грифонов – придало ей храбрости.

– Я не принцесса Люсинда. Немедля отнеси меня домой!

– Как пожелаешь, – сказал пес. – Но по пути ты можешь замерзнуть. Могу ли я предложить тебе плащ?

И вправду, пес держал в зубах три плаща. Первый – из пунцового штофа, расшитый золотом – тот самый, что Яромила буквально на днях видела в последнем каталоге Уорта. Вот это как раз для нее! Не наденет же она того, из простой зеленой шерсти, или той белой тряпки – поношенной, да еще, небось, в собачьих слюнях!

Но, стоило Яромиле протянуть руку к первому плащу, пес открыл пасть, бросил все три плаща на пол и снова ухватил ее за кушак. Прыжок – и они понеслись назад, над сильванскими лесами, над крышами Карелштадта, над крокетной площадкой, и приземлились на террасе замка.

Король все еще безуспешно успокаивал плачущую королеву.

– Что я наделала? – рыдала она.

Принц Радомир помахивал флакончиком нюхательной соли под носом графини. Лакеи сметали в кучу осколки бокалов.

А наверху Люсинда наконец-то нашла нужное платье. Оно оказалось в гардеробной королевы, прямо под горностаевой мантией. Люсинда вздохнула с облегчением. Теперь, наконец, можно было отправляться на праздник.

Как только пес приземлился, кушак Яромилы лопнул, и она рухнула на террасу.

– Подать мне принцессу Люсинду! – велел пес. – Если не приведете принцессу, я выпью фонтан перед статуей короля Карела, и пруд перед Средней Школой, где школьники катаются зимой на коньках, и реку Морель, чья вода течет из каждого крана в Карелштадте. А если не напьюсь, выпью и саму Дунаву.

– Принцесса Люсинда – я, – раздался голос из сада.

К ступеням террасы подошла Бертила. В тот день она проснулась пораньше, чтоб посмотреть на приготовления к празднеству, и все это время наблюдала за происходящим, прячась за самшитовым оленем.

– Разве это не дочь нашего садовника? – спросил принц Радомир.

Но в этот момент королева завизжала (словно теперь настала ее очередь), и его никто не услышал.

Конечно, в обычных обстоятельствах никто не спутал бы Бертилу с принцессой. Ее платья часто были залатаны, а оттого, что мать Бертилы умерла родами, заплаты ей приходилось нашивать самой, и выходило у нее чаще всего кривовато. Но в этот день для всех слуг, не занятых на празднестве, объявили выходной, и потому она надела старое платье Люсинды. Люсинде позволили отдать его подруге, так как оно было разорвано о ветку дерева. Бертила кое-как заштопала дыру – нитками не того цвета, но прореха находилась на спине, и можно было надеяться, что ее никто не заметит.

– Тогда полезай ко мне на спину, – сказал пес.

Так Бертила и сделала. Взобравшись верхом на пса, она крепко-накрепко вцепилась в шерсть на его загривке, пес прыгнул, взвился над террасой, взлетел над сильванскими лесами и скрылся в небе.

– Мама! – закричала Яромила.

Это вернуло графиню к жизни. Но королева ударилась в истерику. Тут вниз, придерживая шлейф, наконец, сошла и Люсинда. Увидев лакеев, подметающих пол, и рыдающую королеву, она так и замерла от изумления.

– Что здесь такое стряслось? – спросила она.