За третьей гранью

– А вывалилась я перед вами, – подытожила я. Не дожидаясь начала обеда, стащила с тарелки кусок белого хлеба и начала отщипывать маленькие кусочки. – А кстати, у вас тут речки нету? – жалобно поинтересовалась я. В комнате было и без того адски жарко, так ещё и от печи волнами накатывал словно пропитанный огнём воздух.

– Есть, – весело хмыкнула знахарка. – Можешь в окно выглянуть, тут недалеко небольшой приток как раз протекает.

Я подхватилась с лавки и чуть ли не по пояс высунулась из окна, надеясь углядеть вожделенную влагу. Моему алчущему холодной воды взору предстал небольшой огород медленно переходящий в пожелтевший луг, который в отличии от грядок никто водой не поит. Чуть в стороне темнела скособоченная сараюшка, позади которой виднелась будочка для послеобеденных размышлений, окружённая зарослями малины и крапивы. Вокруг кроме целебных трав зеленели мурава и сорняки, примечательные своей невыводимостью, чуть дальше начиналась песчаная насыпь. Речной песок красиво золотился в свете полуденного солнца, кое-где лениво шелестел редкий тростник. Старые, но всё ещё справные мостки сильно возвышались над песчаной отмелью, в нескольких метрах от конца настила едва заметно плескалась узкая и мелкая речушка, про которые принято говорить «курице по колено».

– И это вы называете рекой? – более возмущённо, чем удивлённо охнула я, отходя от окна.

– Называем. Только лето жаркое, дождя уже несколько седмиц не было, вот речка и обмелела, – печально вздохнула девушка, вслед за мной выглядывая в окно. – Да волхв говорит, что раньше Купальской ночи дождя и не будет.

– Он у вас тут что, почётный синоптик? Ответить травница не успела.

Громкий весёлый напев мы услышали задолго до того, как в избушку вбежала Настасья. На растрёпанных волосах зеленел венок, похожий на воронье гнездо, подол голубого сарафана был весь изгваздан в грязи. Любава взглянула на девушку и всплеснула руками:

– Опять! Ну ответь мне, солнышко моё ясное, где ты на этот раз умудрилась грязь найти?! В такую-то жару!

Волхида только безмятежно улыбалась, скромно потупив глазки, явно не в первый раз выслушивая такие нотации. Да и сама Любава сердилась, скорее, по привычке, не злясь на непутёвую воспитанницу. Пожурив для виду девчушку, знахарка сунула ей в руки довольно внушительный чугунок и послала к речке за водой. Легко перехватив даже на вид тяжёлый горшок, Настя поймала мой взгляд и как бы между прочим сказала:

– Знаешь, у тебя на руках белая паутина. И легко ускакала за водой, снова насвистывая что-то легкомысленное.

Любава, в этот момент переливавшая кислое молоко из горшка в кувшин вздрогнула и резко взглянула на меня через плечо, не замечая, что молоко тонкой струйкой льётся мимо кувшина на пол, где образовавшуюся белую лужицу подлизывает довольно мурлыкающий Разбойник. Я с некоторой брезгливостью внимательно осматривала руки, пытаясь найти паутину, которую углядела зоркая волхида. Знахарка наконец спохватилась и, обругав кота нехорошим словом, оттеснила его ногой в сторону, вылив оставшееся молоко куда положено (только не с точки зрения усатого-полосатого). Дождавшись, пока травница убежит за грязной тряпкой, валяющейся у порога, Разбойник быстро принялся ликвидировать молочную лужу, громко урча от удовольствия. Поэтому когда вернулась хмурая девушка, на полу остались только белесые разводы, а сытый кот победно вылизывался под лавкой.

– Почему ты нам ничего не сказала?! – враждебно спросила Любава, вытерев пол. Я замялась, не зная, что ответить на этот неожиданный вопрос. Мрачная, как папа с большого бодуна, знахарка стояла надо мной скрестив руки на груди и требовательно сверлила меня колючим взглядом. – Ответить нечего? Так признаться стыдно?

Я удивлённо взглянула в зло прищуренные глаза травницы и поёжилась, как на пронизывающем ветру.

– В чём признаться? – тихо произнесла я, не отводя взгляд. Знахарка со спокойной яростью по-змеиному улыбнулась. В этот момент она со своим милым именем абсолютно не пересекалась.

– Вот только не говори, что и этого не знаешь! – с издевкой рассмеялась травница.

Я зло скрипнула зубами, не понимая, от чего Любава вдруг так разозлилась.

– Белая паутина – знак убийцы, – холодно пояснила она.

Я виновато потупила взор и так сжала кулаки под столом, что нестриженые ногти больно впились в ладонь.

– Да, я убийца, – сквозь зубы процедила я. – Но это же ещё не значит, что я убивала для удовольствия или наживы! На моём месте ты бы тоже небось не дифирамбы всяким ублюдкам пела! Я, знаешь ли, не люблю смотреть, как на моих глазах подругу убить пытаются! И ещё больше не люблю, когда пытаются убить меня!

Травница смутилась, но извиниться не успела, да и я не стала бы её слушать. По крайней мере, сейчас. Дверь распахнулась на этот раз как-то слишком величественно, словно вела она не на маленькую кухню в небольшом теремке, а как минимум в сияющий тронный зал какого-нибудь сказочного дворца. На пороге появился волхв, за его спиной маячила волхида с горшком воды.