За три моря

Теперь Никитину пришлось работать за двоих — черпать нефть из колодца и наполнять бурдюки. Он уходил на работу задолго до рассвета и иногда работал даже при луне.

Побег

Как-то вечером усталый Афанасий возвращался с работы к себе в землянку. Шёл он медленно, поднимаясь по крутой тропинке в гору.

— Берегись, дай дорогу! — услышал он окрик сверху.

Комья сухой глины и мелкие камешки больно хлестнули его.

Афанасий не успел посторониться, и конь, скакавший навстречу, ударил его в плечо и повалил.

— Бездельник, почему не посторонился? — закричал верховой.

Никитину показался знакомым этот голос. Он сразу узнал в нём дербентского джигита.

— Яхши-Мухаммед, друг! — воскликнул он, поднимаясь с земли.

— Афанасий! Зачем ты здесь? — Яхши-Мухаммед резко осадил коня. — Сильно ударился? — заботливо спросил он.

— Нет, маленько ушибся да вот кожу на руке ссадил. Ты лучше скажи, куда путь держишь?

— Еду в Баку, а завтра на рассвете — за море, в Персию, потом в священную Бухару по велению шаха великого. А ты куда идёшь? Что ты здесь делаешь?

— Иду к себе в землянку, весь день работал. Пойдём, гостем будешь.

Джигит взял под уздцы коня и зашагал вместе с Никитиным в гору. По дороге Афанасий рассказал ему, как попал он в Баку, как работает здесь на ласкового, но жестокого хозяина.

Они поднялись на бугор, подошли к землянке. Юша спал под дерюжкой. Яхши-Мухаммед привязал коня, Никитин зажёг светильню. Сели на камне у входа в землянку. Помолчали. Юша дышал часто и прерывисто.

— Вот и малый у меня занедужил, — первым нарушил молчание Никитин.

— А ты уходи из Баку, земля велика, — посоветовал джигит.

— Уйти нельзя: хозяину задолжали за харчи, надо сперва долг ему отработать. Да и куда пойдёшь? К другому хозяину на поклон? Все они одинаковы. Так и пропадать в этом погибельном Баку…

— А те зёрна целы, что остались, когда самаркандца выкупил?

— Одну жемчужину ещё в Дербенте проели, две целы. Да что в них толку? Отдадим их хозяину за долг, а сами куда?

— А ты уходи тайком. Поедем со мной за море, я с корабельщиком поговорю. Он за две жемчужины вас перевезёт, — предложил Яхши-Мухаммед.

— Всё бы дал, чтобы вырваться из этой вонючей ямы! — воскликнул Никитин. — Да как уйдёшь? Юша вот болен, сам идти не может… Шахский гонец, а рабочих кабальных тайком от хозяина увозишь?

Яхши-Мухаммед улыбнулся, и в полутьме блеснули его зубы.

— За меня не тревожься, — сказал он. — На шахской службе всё делать приходилось. Даже людей воровать. Неужели для друга не сделаю того, что для господина делаю? Слушай! Мальчика мы на коня посадим и к седлу привяжем так, как тебя от кайтахов в Дербент везли. Коню тряпкой копыта обмотаем, чтобы не стукнул где о камень. Аллах поможет — пройдём незаметно. А хозяин не сторожит вас?

— Знает он, что уйти некуда — кругом степь да камень, — вздохнул Никитин. — А на судно кто нищего возьмёт? Всё же городской страже от хозяев деньги идут, чтобы за дорогами, за кораблями смотрели, и отдельно они за каждую голову пойманного получают. Вот и приучили их, как лютых псов, к охоте на бедных людей.

— А если поймают, что тебе будет? — спросил Яхши-Мухаммед вставая.

— Поймают — уши и нос отрежут. Рук и ног не трогают — для работы нужны. Потом набьют колодку на шею и на цепь к колодцу прикуют. Да всё равно, ничего мне не страшно — хочу вырваться отсюда!

— Пойду к корабельщику, поговорю, — решил джигит. — Жди меня, готовься. Коню корму дай! — крикнул он, спускаясь вниз по тропинке.

Никитин подбросил коню сена, натянул спустившуюся дерюжку на плечи Юши, сел на камень и задумался.

Он думал о том, что не удалось ему до сих пор прибыльной торговлей добыть себе богатство и почёт. Может быть, так и не выбьется он из кабалы, никогда не уплатит долгов богатым землякам — тверским купчинам? Может быть, в персидской земле найдёт он свою долю? Немало былей слышал он про то, как удачливые купцы, попав в чужие края, умом да изворотливостью добивались счастья, богатыми гостями возвращались в родную землю.

Может быть, как раз в Персии прячется и долгожданное счастье Афанасия…

И уже не таким убогим казалось ему грядущее, уже представлял он себе, как станет он торговать на Руси, вернувшись богачом с чужбины…

Вдруг чья-то рука опустилась на его плечо. Он вздрогнул.

— Видишь, — засмеялся Яхши-Мухаммед, — когда надо, как джейран[15] несусь, когда надо, как барс подкрадываюсь. Снарядился?

— Мне снаряжаться недолго, — улыбнулся Афанасий: — ничего не нажил я в здешнем краю. Всё моё на мне.

Они сняли дерюгу с входа в землянку, разрезали её на четыре части и обмотали копыта коню. Конь, видимо, привык ко всяким неожиданностям и стоял смирно. Потом подняли сонного Юшу.

— Куда это, дяденька? — спросонья пробормотал мальчик.

— Молчи, — прошептал Афанасий, — убегаем отсюда!

Юшу привязали к седлу и укутали овчиной. Никитин обошёл со светильней землянку, взял мешок, куда было сложено всё несложное хозяйство — огниво и кремень, таганок, ложки, чистые рубахи и порты, мешочек гороха и тетрадь, с которой он никогда не расставался.

— Ну, с богом, в путь! — сказал он и задул светильню.