За Тридевять Земель

«Нет,— решил про себя отец-президент,— вздернуть их мы всегда успеем. Из монастырских темниц не выходит никто. Пресвятая Дева Мария, наша святая заступница и охранительница, тому надежной порукою. Ведь до сих пор Помпонио попадал только в руки светских властей... Надо поговорить с падре Хесусом, он хоть немощен и слаб, но разум, благодарение Господу, пока не покинул его. Он из сынов лойоловых, а последние, как известно, являются несравненными доками по части различного рода нечистых дел. Не присоветует ли чего?..» Падре Бартоломе совсем утвердился в своем намерении и велел до начала «бенедикайте», перед поздней трапезой, позвать Хесуса.

Отзвонили к последнему «ангелу».

— Сервус! (Ваш слуга!) — приветствовал собравшихся введенный под руку служкою слепой иезуит — последний в Калифорнии уцелевший представитель некогда могущественнейшего, но теперь упраздненного папой Климентом XIV «на веки вечные» Общества Иисуса... В продолжение совещания падре Мариано де Эррера угостил собратьев порядочным обедом, состоявшим из множества блюд, приготовленных в чисто испанском духе. Отцы-францисканцы в коричневых рясах с откинутыми назад капюшонами восседали за длинным массивным столом. Черное иезуитское одеяние преподобного старца Хесуса резко выделялось среди них. Монашеские мантии, как и положено, были запахнуты по-женски, справа налево. Белели под бритыми подбородками накрахмаленные колоратки. С мрачных, потемневших от древности стен взирали морды медведей, горных козлов, благородных калифорнийских оленей. Все они являлись наглядным свидетельством того, что святые отцы вовсе не чурались и охотничьих упражнений. Позади председательствующего падре Бартоломе раскинул свои клешни гигантских размеров кадьякский королевский краб. В тяжелых шандалах горели витые сальные свечи, капли желтоватого воска с шипением падали на строганое дерево. На столе стояли бутылки французской водки, рома, несколько кувшинов вина бланко с водой. Широкие миски до краев были наполнены запеченными крендельками и сбрызнутыми лимонным соком каракатицами, зеленым салатом и блинчиками с переперченной до горечи начинкой. Суп из спаржи и бычьих хвостов по-калифорнийски, крокеты из дичи, знатные куски зайчатины и оленины, плавающие в дымящейся похлебке, шутливо называемой местными монахами «аквариумом»... Словом, чего здесь только не было! Венчали трапезу роскошный торт «Королева Изабелла» и грог с яичными желтками.

Падре Хесус, несмотря на свой весьма преклонный возраст, лакомился наравне с другими, запивая кушанья изрядными дозами напитков. Однако он во- . все не пьянел, оставаясь, как и прежде, немногословным и рассудительным в разговоре.

По окончании трапезы, произнеся традиционное благодарение Всевышнему, монахи перешли в кабинет настоятеля, дабы передохнуть, покурить, выпить на десерт чашку шоколаду, а кто пожелает, и темного эля местного изготовления. Некоторое время святые отцы блаженно молчали, прихлебывая живительную влагу и пуская клубы сигарного дыма. Изредка слышался негромкий треск лопавшегося пузырька с серной кислотой, потом — короткая вспышка: кто-то из монахов окунал в разбитую нарочно склянку трубочку из бумаги, на конец которой была нанесена смесь хлористого калия с сахаром — прообраз спичек (недавнее изобретение, доставленное из Англии тайно прибывшими в Калифорнию иезуитами). Табак в Испанской Калифорнии употребляем был повсеместно: курили все, от мала до велика, включая детей и прекрасную половину рода человеческого.

Первым нарушил молчание викарий из миссии де-ла-Солидад, самой южной францисканской обители Нового Альбиона:

— От вашего доброго винца, препочтеннейший отец-настоятель, у меня в ушах уже давно звонят к обедне...— Костлявое тело монаха, подобно маятнику, равномерно раскачивалось из стороны в сторону, однако же с наполовину не допитой, прозрачной чашей в поднятой на уровень захмелевших глаз руке расставаться он, как видно, намерения не имел.

Между тем задумчивые патеры кончили курить и уселись за карты. Падре Мариано достал заветную альтенбургскую колоду XV века, где вместо королей и дам были изображены фигуры охотников и рыбаков. Но игра не шла. Азарта не было и в помине. Все думали о происшедшем.

— А вы что скажете, отец Хесус? — неожиданно обратился к старцу падре Бартоломе.

— О чем вы? — поинтересовался иезуит.

— Да обо всем...— Президент в раздражении открыл карты и бросил их на стол «рубашкой» вниз.— О том хотя бы, что делать нам с этим проклятым Помпонио?

— А... вы об этом?

— Да, и об этом тоже...

— С ним вы теперь уже ничего не сделаете...

— Почему так?

— Да потому, что он только что сбежал,— спокойно проговорил Хесус, проглатывая оливку вместе с косточкой.

Поначалу все будто окаменели. Потом набросились на старца, понося его, ни в чем не повинного, самыми последними словами. Христианское смирение изменило святым отцам. Лишь один долговязый викарий из де-ла-Соли-дад не принимал участия в общем содоме, преспокойно похрапывая в своем углу.