За тридевять земель (СИ)

— Нет, ну, всё-таки…

Никифорова с досадой посмотрела на опустившееся к самому горизонту солнце и неохотно начала собираться:

— Вот если бы не твои дурацкие вопросы, можно было бы считать, что отдохнула. А про монеты толком никто ничего не знает, испокон века они были. Ходят легенды, что жертвовали их богу-дракону, а тот в какой-то момент то ли рассердился, то ли наградить паству решил, и молниями по наваленным кучам подношений шарахнул, превратил грубую чеканку в то, что сейчас есть, и дырочки прожёг. У тех, что сверху лежали — побольше. Идея ясна? Вот как твои экспериментаторы какого-нибудь бога найдут и уговорят дырочки попротыкать…

— А стерженьки?

— Пожалуй, как только закроем границы — сразу отправим тебя в местную начальную школу, азы подучить. Основная версия — их Тимофей-рудознатец из-под гор принёс, у троллей то ли украл, то ли в дар получил. Похоже на правду, потому что их до сих пор время от времени по одному-два приносят. Тимофей тот и придумал, как стержни с монетами соединять. Между прочим, предок мой!

Василиса пропустила технологическую информацию мимо ушей, ошарашенная первой фразой:

— Подождите, вы, что, думаете, что когда двери закроются, я здесь останусь?

Никифорова, уже одетая в привычный московский костюм, изумлённо посмотрела на свою студентку стандартным преподавательским взглядом и, уже исчезая, подтвердила:

— Разумеется! А разве были другие варианты?

А Василиса так и осталась сидеть на песке, не отваживаясь поверить во внезапно обрушившуюся на неё реальность: нужно принимать решение. И лучше всего это сделать здесь и сейчас.

Она медленно поднялась, немного поплескалась в море, и неторопливо добрела до уже ставшей родной пристроечки. Вода в душе, нагревшаяся за день чуть ли не до кипятка, расслабляла и успокаивала, смывая и соль, и тревожные мысли. Впервые за последние два дня устроившись на кровати, Василиса подумала:

— А ведь завтра — день рождения. И я стану на год старше. И, наверное, на год умнее. Так что и думать обо всём я буду завтра.

Глава 20. Семейное торжество

Так хорошо Василиса не высыпалась уже давно: без кошмаров, да и вообще — без снов, соответственно — и без заботливых друзей и родственников, нахально в сны заглядывающих. К тому же — на кровати, под одеялом, с настоящей подушкой — как же мало нужно человеку для счастья.

Девушка с удовольствием потянулась, оттягивая момент, когда придётся из этой благодати вылезать и начинать думу думать. Сделав над собой невероятное усилие, она откинула одеяло, немного посидела, рассматривая ноги — вроде бы, краснота с них сошла, спасибо профессорскому крему. При умывании выяснилось, что носу повезло меньше — он не только остался красноватым, но и украсился веснушками.

Девушка ужаснулась: такого безобразия у неё даже в детстве не было, а здесь, как назло, ни пудры, ни тонального крема. Возмущаясь отсталостью сказочного мира, Василиса благополучно забыла, что их у неё и дома не водилось, поэтому в комнату она вернулась недовольная и собой, и миром.

В этот момент Ликси, которая решила провести эту ночь в кошачьем обличии — когда ещё с такой сумасшедшей хозяйкой доведётся на мягком матрасе поспать — соизволила открыть один глаз. С довольной мордой обозрев окрестности, она с радостным мявом бросилась к окну. Последив за ней взглядом, Василиса увидела восхитительный натюрморт: на подоконнике стояла большая чашка, над которой возвышалась гора взбитых сливок, а рядом две тарелки — одна с бутербродами, другая — с эклерами.

Борьба с наглой кошкой закончилась полной Василисиной победой, в основном потому, что глупое животное не смогло сразу решить, с чего начинать — со сливок или с ветчины, замешкалось и к дележке опоздало.

Даже не задумываясь о личности благородного кормильца и поильца, девушка впилась в бутерброд и отхлебнула кофе, испачкав нос в сливках. Правда, кофе слегка подостыл, но всё равно был великолепен. Для трагически таращившей глаза Ликси был оторван кусочек ветчины и, с явным сожалением, зачерпнута маленькая ложечка сливок.

Поставив тарелочку с пирожными на колени, Василиса с ногами устроилась на не очень для этого подходящем узком подоконнике, выглянула во двор и охнула — опять повтор набившего оскомину сериала: прислонившись к стене, точно в такой же позе, как и вчера, сидел Гриша и мирно спал. От неожиданности она вздрогнула, плеснула кофе себе на колено, потеряла равновесие и начала вываливаться за окно.

Остатки кофе, выплеснувшиеся Грише на голову, его разбудили как раз вовремя, чтобы он успел вскочить и девушку поймать, вернее — вынуть из оконного проёма, край которого не доставал ему до груди. Немного подержав Василису на руках, он слизнул у неё с носа остатки сливок, поставил на землю, грустно посмотрел на рассыпавшиеся вокруг ромашки — чуть ли не целый сноп — вытащил из-за уха зацепившийся одинокий цветочек и с глупой улыбкой протянул его новорожденной:

— С днём рождения!

Василиса подарок приняла, понюхала и спросила:

— Завтрак — это тоже ты?

Гриша гордо кивнул, а девушка рассмеялась: