За тридцать тирских шекелей

Словом, они помирились. И действительно, не ссориться же с женой из-за слов фарфоровой статуэтки! Это уже шизофрения! Впрочем, и «слова фарфоровой статуэтки» – это тоже шизофрения!

Вечером Феликс позвонил Охотникову.

– Слушай, Игорь, а у кого ты купил китайца?

– Какого китайца, – не понял реставратор.

– Фарфорового. Что мне подарил.

– А-а-а! У какого-то ханыги. А что?

– Интересно. Может, у него еще что-то интересное есть?

Игорь Петрович на другом конце провода вздохнул.

– Да нет у него ничего, даже приличной рубашки. На вид – пустой, как барабан. Обтерханный весь. Украл где-то или из семьи вынес. Скорей всего, из чужой. А что?

– А найти его можно? Телефон ты у него не взял?

Охотников насторожился.

– Нафиг он нужен, телефон брать? Да ты толком скажи мне, что случилось? Заподозрил, что подделка? Так можно комиссионную экспертизу сделать!

– Ничего я не заподозрил. Выбрось из головы, – ответил Граф и положил трубку.

* * *

Братья-близнецы Серп и Молоток специализировались в Москве по ограблениям командировочных и всяких приезжих. Реальные такие вышибалы под метр девяносто, кулаки с голову ребенка, не отягощенные интеллектом лица и, глаза в которых никто и никогда не видел жалости. Потом их прибрал к рукам Голован, который был в авторитете, замешанном на «мокрых» делах, но с чудинкой: придумал какие-то новые грабежи, их кодлу, которая всегда именовалась шайкой или бандой, назвал «бригадой», будто каких-то работяг со стройки… Но фарт у него был, и кормились возле него сытно, поэтому никто особо его чудачествам не возражал, тем более что один взгляд на него отбивал охоту даже к тому, чтобы подумать о возражениях. В Москве они, правда, не удержались: там свои «бригады» и территории все заняты, а воевать Голован не хотел, вот и переехали в Ленинград, где он раньше работал и кое-какие знакомства имел.

Кроме них в Питер переехал барыга Барик, три вора с Басманки, Савелий Клинок. Сам, некогда дневавший и ночевавший в интуристовских гостиницах, теперь отвечал за доход с валютчиков и проституток. Отсидевший пять лет за хищение соцсобственности, Банкир держал в узде «цеховиков». Шулер по кличке Хваленый крышевал «малины» и притоны. Особо приближенными к главарю были бывший таксист Витек и картежник Хваленый.

Все пацаны сходились в одном: за последние годы Голован сильно изменился. Раньше ему пришить терпилу ничего не стоило, а теперь вместо жестких гоп-стопов переключился на неведомый раньше рэкет: получал ежемесячную дань с торговцев антиквариатом, коммерсантов, деловиков всех мастей. Но все шло гладко и удачно: деньги текли потоком, он привлекал новых участников, создавал филиалы «бригады» в районах, на рынках, расширял круг рэкетируемых. Это пацанов устраивало: без «мокряков» работать легче, да и «вышак» уже не корячится, если старые дела не всплывут.

Сейчас близнецы вышли на очередной обход блошиного рынка. В воскресенье он кипел. Патрульный наряд милиции – сержант и рядовой, – медленно прохаживались вдоль рядов, преисполненные собственной важности. Николаев их ничуть не боялся: наверняка милиционеры не разбираются в антиквариате, для них статуэтка Немезиды девятого века, скромно стоящая рядом с гипсовым бюстом Есенина – такой же хлам, как, собственно, и этот бюст. А так-то ему и предъявить нечего: законопослушный советский гражданин, инвалид со справкой… Разве ж прокормишь семью на пенсию?! Вот и приходится старые вещи распродавать. Родительские вещи, да дедовские, не спекулянт-фарцовщик и не валютчик. И одет гражданин Николаев скромно: потёртый пиджак, застиранная клетчатая рубашка, серая кепка. В какую сумму ему инвалидность обошлась, лишь председатель врачебно-трудовой экспертной комиссии знает.

Патруль ожидаемо прошёл мимо, зато у прилавка неожиданно возникли двое амбалов, которых Николаев опасался гораздо больше, чем милиционеров. Они щелкали семечки, пересыпая их друг другу из кулака в кулак, и вели себя по-хозяйски, уверенно обходя торговые ряды и переговариваясь с завсегдатаями. К случайным торговцам они не подходили и к нему несколько дней присматривались, а вот сегодня подошли.

– Слышь, корешок! – развязно проговорил один из них и сплюнул. – За место платить надо! Ты же тут бабки куешь, а не делишься!

– Я и не должен делиться, – ответил он. – Моя фамилия Бернштейн, слышали, наверное?

Амбалы переглянулись. Они были похожи друг на друга – наверное, близнецы. Только прически разные – один длинноволосый, другой коротко стриженный.

– Да нет, по радио не передавали, по телику не называли, – насмешливо сказал стриженый. – Где бы мы ее слышали?

– Моего отца все знали. И милицейские, и ваши…

– О как! – удивился длинноволосый. – Тогда покажь паспорт, мы его запишем и пробьем, кто такой! Только если ты тут фуфло гонишь – тогда не обижайся! Ну, где паспорт?

Николаев замялся.

– Зачем вам паспорт? Вы же не милицейские, чтобы паспорта проверять! Я и фамилию сменил, у меня там совсем другая. Но батя с самим Графом дружил, и меня Граф хорошо знает!

– Что-то ты воду мутишь не по делу. Мало ли кто кого знает! И чё?