За трофей!

Но, если подумать, последнее — совершенное лишнее. Незачем просить их подчиняться Филиппу, когда они уже это делают — играют в футбол, да еще и в ночное время!

И вот они с ёрлом-гонцом вышли к полю. Поле было сделано добротно. Факелы окружали неглубокий, но просторный котлован, по краям которого сгрудились ёрлы. Была выделена специальная эстрадка для барабанщиков и девушек-ёрлов, размахивающих пучками порг-травы. Филипп подарил им не только футбол, но и идею групп поддержки. Две радости по цене одной.

По полю уже носились две команды. В их беготне не было ни малейшего намека на принуждение. И в улюлюканьи зрителей его тоже не было.

Рэймонд вздохнул. Филипп был прав. А он — нет.

Открывшееся зрелище послужило окончательным доказательством. Как только игра подменила собой реальность, ёрлы подстроились — совсем как люди. Ну а все остальное — дело времени. Лет за пять Филипп устроит так, что все они будут вкалывать на разработках и платить налоги. Ёрлы станут цивилизованным обществом — с тюрьмами, приютами и психиатрическими лечебницами.

Ему не очень-то верилось в такую перспективу. Ёрлы всегда казались слишком приземленными для чего-то подобного. Разве могут они променять реальность на условность, а истинный азарт — на стерилизованный пыл футбольной игры?

Одна из команд сейчас пыталась забить филд-гол — игрок занес ногу над мячом. Рэймонд пытался найти на поле Филиппа. Он ведь должен быть где-то там. Исполнять роль арбитра.

Но все, что он видел — мяч, летящий навстречу воротам. Все, что он слышал — рев толпы.

Толпа неистовствовала. Рэймонд вздохнул еще раз, развернулся и зашагал обратно к зданию администрации. Он устал, но придется снова разбирать вещи. Придется писать рапорт в Интерплан и объяснять, что он, Рэймонд, был все это время прав, а вот Филипп ошибался. Придется объяснять, что прогресс так и не пришел на Ёрлу. Что ёрлы остались реалистами. Им были непонятны такие вещи, как сублимация или необходимость биться за какие-то бесполезные штуки. Они будут играть в футбол, да, но только за реальный трофей, вроде того, что он только что видел пролетающим над штангами ворот.

Трофеем этим была голова Филиппа — с грязью в светлых волосах, с навсегда застывшим удивленно-недоверчивым выражением на красивом лице.