За троном. Царская милость

У Алексея в душе буря чувств. Недоумение, обида, негодование, гнев. Своих в бою бросили? Струсили? Да как же это? И нечестно, и не по-воински. Пока бой шел, неизвестно было, чья возьмет. Да и не победы Алексей ждал. Задачей стрельцов и ополченцев было – сдержать бунтовщиков, пока жители из острога до леса доберутся. Так не успели они, позади дерущихся еще бегут, женские крики и детский плач позади еще слышен. Мало того, что струсили, за свои жизни испугались, так паника началась. Это как в горах снежная лавина. Покатится маленький ком, и вот уже вся огромная масса снега вниз несется со скоростью скорого поезда, сметая все на своем пути. Стоит в бою одному побежать или панику проявить, крикнуть – окружают или наши бегут! Все, бой можно считать проигранным. Кто-то из ополченцев еще дрался, другие бросились к реке. Остались только воины из острога, да много ли их? Десятка два с половиной – три. Им отступать некуда, за ними семьи, которые в лес бегут. Как можно жену предать или детей? А если бросил, то ты и не воин, и не мужик. С ними Алексей остался. Похоже, оставшиеся выжить уже не чаяли, рубились смело, уже и рука устала саблей махать, а татары не убывают. А воинов все меньше и меньше. Алексей уже весь в липкой крови, и непонятно: в своей или чужой? А может, и коня? Уже окружили бунтовщики. Рядом с Алексеем бился воин, левая рука его в крови. Сообразил Алексей: надо вырываться, иначе не часы, минуты его жизни сочтены. Схватил воина за правую руку, буквально вздернул на круп коня позади себя, хлестнул коня саблей, плашмя, конечно. Конь вперед рванул, прокладывая грудью дорогу среди пеших татар. Алексей и воин позади него, саблями работают, рубят по сторонам. Вырвались, бунтовщики позади остались, но и конь шатается. Алексей подумал было – тяжело двоих нести. А конь пробежал немного, встал, осел на задние ноги да и в сторону завалился. Алексей едва успел ноги из стремян выдернуть. У коня брюхо распорото, кишки выпирают. Видимо, кто-то из татар успел ножом или саблей по брюху животины полоснуть. Алексей саблю в ножны вбросил, воина подхватил за руку и бежать. Впереди не видно толком ничего, а потом вода блеснула. К реке они выбежали, сразу вправо повернули, там лес был. А уже сзади вопли и топот ног преследователей. От идеи до леса добраться пришлось отказаться. Кинулись к реке, бросились в воду.

– Ты плавать умеешь? – спросил Алексей уже в воде.

– Ослаб я, но немного продержусь.

Одежда намокла, в сапоги вода набралась, да оружие вниз, на дно тянет. И саблю бросить нельзя, как без оружия дальше выбираться? Алексей на спину лег. Одной рукой подгребал, другой воина за ворот держал. Течением их сносило, позади уже острог пылающий остался, стихли ликующие, победные вопли бунтовщиков. Холодом стало члены сковывать, усталость навалилась, Алексей к берегу выгребать стал. Уж лучше на земле последний бой принять, чем утонуть. Ноги дно почувствовали, воина подтянул, сам на колени встал. На четвереньках по дну к суше ползет, воина тянет. А у того уже сил нет помогать, одной ногой отталкивается только. Зубы сцепил, а сам выбрался и воина вытащил из воды. Вода – она тепло и силы забирает. На землю вода с одежды стекает, а сил перебраться на другое место, где посуше, нет. Сколько пролежали, неизвестно. Отдышался Алексей, немного силы восстановил, воина спросил:

– Ты живой?

– Покамест.

– Звать-то тебя как?

– Пафнутий, Ожерельев фамилией буду.

– Встать сможешь? В лес нам уходить надо. Скоро рассветет, бунтовщики заметить могут.

– Попробую, ты подмогни чуток.

Алексей сам поднялся, Пафнутию помог. Так, покачиваясь и шатаясь, как пьяные, до леса дошли, углубились немного, под ель опустились. Под ней слой опавших иголок, мягко и не на голой земле. К утру земля остынет, им только простуды не хватало.

– Пафнутий, рана кровит?

– Да Бог его знает. Мокрый я весь, не понять.

Алексей решил утром рану осмотреть. Перевязать бы надо, а чем? Куском исподней рубахи? Так она мокрая и грязная, как и вся одежда.

– Тогда отдохнем немного, как рассветет, уходить надо.