За троном. Царская милость

– Опалу с тебя снимаю, ноне не ссыльный ты. Но и за троном стоять советником быть не дозволяю. Сотником вместо Хлыстова пойдешь. А за время неправедной ссылки жалованье получишь. А это от меня.

Федор Алексеевич с пальца своего перстень снял, протянул Терехову. Взял драгоценную вещицу Алексей, на свой палец надел. Немного туговат перстень, да златокузнецы подправят.

– Иди служи так же верно и честно, как до того делал. Зря я навету поверил, ведь допрежь верил тебе.

– Не подведу, государь.

– Ступай, дел много у меня.

Алексей поклонился и вышел. Старший рында, бывший в комнате, разговор слышал, злорадствовал. С рындами Алексей дружен не был, они считали – возвысился не по заслугам. А ныне упал. Из советника, за троном стоящего, в сотники вернулся. Да в России сотников этих сотни, невелика должность. Как Алексей полагал, известия тут же по дворцу разлетятся, по челяди. Получилось даже быстрее. Алексей вышел на площадь, а стрельцы уже тянутся перед начальством, глазами едят.

– Дозволь поздравить, Алексей! – сказал один.

– Знаешь уже?

– Головатов в воинскую избу побежал, тебе готовится дела передать от Хлыстова.

– Эка у вас слухи быстро расходятся.

– Так где стоим?

Это верно. Ближе только рынды. Алексей в полк направился. У полковника уже казначей полковой сидит.

– Это сколько же тебя не было?

– Смотря откуда считать. От выступления в поход или ссылки. Жалованья я не получал перед походом и во время него.

– Прикинем.

Казначей считал долго, в итоге мешочек серебра вручил:

– Распишись.

Когда казначей ушел, полковник лицо доброе, даже восторженное сделал.

– Никогда не верил, что ты предашь. Выходит, не ошибся.

– А пару часов назад волком на меня смотрел.

– И на старуху бывает проруха. Кто старое помянет, тому глаз вон.

Глава 7. Агафья

Отношение к Алексею стрельцов после его возвращения было разным. Одни искренне радовались, другие старались обойти стороной. Стрельцы пользовались слухами, никто им внятно не сказал, виноват ли Алексей либо царь простил за предательство, явил милость к провинившемуся. Задевала, конечно, такая неприкрытая неприязнь стрельцов. А еще обратил внимание, что стрельцов его сотни ко дворцам не ставят в караулы, только на стены и башни Кремля. Получается – подальше от государя. Во дворец царь к себе не призывал, как раньше, тем самым некоторое недоверие являл. Спал Алексей в воинской избе, где для сотников комнаты отдельные были. Воинская изба, по-современному казарма, почти всегда пустой была. Стрельцы либо в карауле – у дворцов, на башнях, – либо дома. Почти все люди семейные, ночью предпочитают дома спать.

Постепенно осень в свои права вступила, зарядили дожди. Проверять караулы приходилось в любую погоду, иной раз промокал до нитки. И наступившей зиме обрадовался, хоть с неба не льет, сапоги чистые. А зимняя одежда есть, не замерзнет. Катился к концу 1679 год, если по-новому, современному стилю, а по-старому – уже 1680 год наступил, первого сентября. Милославский еще в фаворе у государя был, хотя Федор Алексеевич претензий к бывшему опекуну много имел. Да не было крупной ошибки, чтобы от трона отдалить.

Алексей решил – надо поторапливать события. Ведь та история, которая на скрижалях записана, еще в будущем случится, ее подправить можно или изменить. Тогда будущие поколения ее увидят именно такой. Алексей сподобился в гости к Заборовскому попасть. И подстроил ловко, как будто случайно получилось. Остановил коня в двух домах от избы дьяка, подпругу ножом разрезал. Коня в поводу повел, постучал в калитку. На стук слуга вышел.

– Дьяк дома ли? Беда приключилась, подпруга у седла лопнула.

– Дома Иван Семенович, сказать?

– Обязательно.

Через несколько минут на крыльце дьяк показался, Алексея узнал, с крыльца сбежал, обнял как дорого гостя.

– Давно не виделись. Почему не заходишь? Али пренебрегаешь?

– Да что ты, Иван Семенович, как можно? Худого от тебя я не видел, а что не был долго, так ты, наверное, знаешь. В ссылке был по ложному обвинению. В походе боевом, под Кунгуром, что в Пермском крае, сотник Хлыстов струсил, сотню свою увел, а воеводе Хлыновскому и царю доложил, якобы моя вина. Себя обелил, честь мою запятнав. Но есть Бог на свете. Теперь я снова сотник, а Хлыстов каторжник.

– Каждому воздается по заслугам его, – ответил словами из Библии Заборовский. – Да что же мы во дворе стоим? Пройдем в дом, пообедаем.

– Подпруга у меня лопнула недалеко от твоей избы, исправить бы.

– Да разве это беда? Сейчас слугам накажу, пока мы трапезничаем, все исправят.

Дьяк рукой махнул, слуга коня под уздцы взял, к конюшне повел, где всегда запасная сбруя была. Подпруга – такой кожаный ремень под брюхом коня, удерживающий седло. Без нее в седле не удержаться, набок съедет.

Едва в дом войдя, дьяк закричал:

– Гость у нас! Кушания и вина в трапезную несите!