За ценой не постоим

Чтобы войти в избу, командующему пришлось пригнуться — стройный, широкоплечий, Рокоссовский был выше любого в этой комнате. Он казался гораздо моложе своих лет, лишь морщины в углах рта и у глаз говорили о перенесенных испытаниях. Полковник шагнул навстречу:

— Товарищ генерал-лейтенант…

Рокоссовский крепко обнял комбрига.

— Ну, здорово, Катуков, — громко сказал командующий.

Он улыбался одними губами, избегая показывать протезы на месте выбитых во время допросов зубов[28], и, кажется, был очень рад встретить одного из своих командиров[29].

— Чаем напоишь? — спросил Рокоссовский. — О, да у тебя и конфеты есть!

— Можем и ужином накормить, — ответил комбриг. — Прошу к столу.

Пока адъютант распоряжался насчет ужина, командарм с видимым удовольствием тянул чай, закусывая сахаром.

— Давай рассказывай, что там у тебя под Орлом состоялось, — приказал он, отхлебывая из кружки.

Катуков улыбнулся. Рокоссовский всегда был безукоризненно вежлив, даже красноармейцам он говорил исключительно «вы». Обращение на «ты» означало, что генерал-лейтенант считает комбрига не просто своим подчиненным, но старым товарищем. Рассказ затянулся надолго, Кульвинский сходил за картой, и пока адъютант не принес тарелки с дымящейся кашей, Катуков успел изложить ход событий вплоть до шестого октября. Поели быстро, по-военному, и сразу перешли к штабному столу. Выслушав доклад комбрига, Рокоссовский одобрил расположение засад и выбор позиций батальонов, затем внезапно спросил, как товарищ полковник оценивает качество своей мотопехоты. Деваться было некуда, и Катуков осторожно, стараясь по возможности, чтобы его слова не прозвучали слишком резко, доложил, что состояние мотопехоты он оценивает как неважное. Приданный ему сводный батальон НКВД, конечно, чуть лучше, но тоже далек от идеала, хотя рота пограничников заслуживает всяких похвал. Рокоссовский кивнул и заметил, что у соседа Катукова, командира 28-й танковой бригады, та же беда, качество пехоты весьма низкое. Внезапно командарм указал на село к юго-востоку от Чисмены.

— Скирманово, что ты о нем думаешь?

— Плацдарм, — быстро ответил Катуков.

— Верно, — ответил генерал, постукивая карандашом по карте.

— Мы полагаем, — осторожно заметил Кульвинский, — что немцы могут использовать его для сосредоточения сил, чтобы, обходя Чисмену, нанести удар во фланг 16-й армии.

Начштаба взял второй карандаш и аккуратно провел им над картой, показывая предполагаемое направление немецкого удара.

— Выводы? — Командарм внимательно посмотрел на Катукова.

— Э-э-э, — начал Михаил Ефимович, — полагаю, целесообразно было бы этот плацдарм ликвидировать.

— Разумно, — усмехнулся Рокоссовский. — И какие силы ты считаешь для этого необходимыми?

— Это задача не для одной бригады, — сразу ответил комбриг.

— И какие силы ты считаешь достаточными? — продолжал улыбаться генерал.

— У нас в наличии четыре КВ и восемнадцать «тридцатьчетверок», батальон мотопехоты, сводный батальон НКВД…

— Сводный батальон тебе скоро придется отдать, — заметил Рокоссовский.

Катуков вздохнул — отдавать пограничников и «безопасников» ему не хотелось.

— Тогда я просто скажу, чего нам не хватает, — сказал он. — Согласно нашим данным, в Скирманово и Козлово может быть до батальона пехоты с орудиями, от тридцати до сорока танков…

— Ну, уж сорок, — возразил Рокоссовский. — Нужно усиление — проси прямо, а не так. Или это тебе Коровянский сообщил? Не удивляйся, мне Доватор докладывал.