За туманом

Я лежал в полузабытье, а перед глазами стояли необычайно далёкое чёрное с россыпью звёзд небо, на бревне у костра — бородатый высокий парень с гитарой в руках, худенькая белобрысая девчонка и пожилой сутулый профессор. Горький дымок костра щекотал ноздри, а в ушах звучала грустная песня о людях, которые «идут по свету», хранят в своих рюкзаках «самые лучшие в мире книги», зовут во сне любимых и «знают щемящее чувство дороги».

* * *

Утром мужики уехали в тайгу. Тимофей долго курил, тихонько постукивая о клеёнчатую поверхность стола полупустым спичечным коробком. На указательном пальце лесничего отсутствовала одна фаланга. Спички брякали о коробку, а мы оба молчали. Наконец, с силой загасив папиросу в пепельнице, Тимофей поднял на меня глаза:

— Михаил, ты пойми меня правильно: скоро выпадет снег, за лесопосадки с меня семь шкур спустят, а какой из тебя теперь работник?.. Володя один не потянет.

Тимофей, хрустнув застуженными суставами, поднялся.

— Хочешь — не хочешь, а придётся брать ещё пару «бичей» на месяц. Поселю их сюда, не к себе же домой мне их звать! — сказал, как поставил точку, Тимофей.

— Я так понимаю, лесничий, что мне пришла пора сваливать?

Оставленный Тимофеем в покое коробок хрустнул в моём кулаке.

— И кому я с порванными связками нужен?

— У меня план горит, — сверкнул глазами Тимофей. — Не будет плана — не будет премии! Ты оклады наши знаешь?! У меня баба третий год сапоги зимние донашивает, детей в школу собирать надо, — лесничий почти орал то ли на меня, то ли сам на себя.

— А лесники что мне скажут? — внезапно дав «петуха», Тимофей закашлялся и уже тихо, сиплым голосом, закончил:

— В общем, я тебе сказал, а ты понимай, как знаешь…

— Понятно: каждый за себя, значит?

Тимофей постоял несколько секунд, вращая бешеными глазами, и выбросил себя на улицу, так жахнув дверью напоследок, что с потолка мне на голову посыпалась труха. Тут же заныл стартёр «козелка», взревел на повышенных оборотах запустившийся двигатель машины, клацнула передача, и рокот мотора стал отдаляться…

Неторопливо встав из-за стола, я, как во сне, направился к стоявшей под навесом сломанной «Яве».

— Значит, каждый за себя?! — не то спросил, не то ответил кому-то я.

Качнул мотоцикл и с удовлетворением услышал плеск бензина в баке…

— Каждый за себя, значит?..

Волнения я не испытывал, только усталость. Сдёрнув шланг со штуцера бензобака, я открыл краник и сел на верстак, тут же под навесом. Первая затяжка показалась необыкновенно вкусной, словно я не курил несколько дней. Я смаковал папиросу, будто со стороны наблюдая, как тонкая бензиновая струйка сначала заполнила ямку в земляном полу, а потом стала лениво растекаться по сторонам, пропитывая валявшийся тут и там мусор. Когда папироса догорела, я, продолжая сидеть, аккуратно загасил окурок в банке с ржавыми гнутыми гвоздями.

Я вдруг почувствовал в себе умиротворение и спокойную уверенность. Прыжок с верстака удалось выполнить на «отлично»: бензиновая лужа осталась позади. Выплеснув два ведра колодезной воды под навес, я пролил как следует землю, вернулся во времянку и не спеша собрал вещи в рюкзак. Осталось положить под пепельницу двести рублей на ремонт мотоцикла, и можно уходить.

Ведро колодезного журавля еще покачивалось, тихонько позвякивая дужкой, когда я подпирал дверь времянки заготовкой топорища.

«Ничего, ничего, ничего!» — улыбался я, бодро сбегая по тропинке, ведущей в посёлок.

Здоровая рука придерживала лямку полупустого рюкзака.

На закате дня я уже нетерпеливо мерил шагами пассажирскую палубу парома «Сахалин», следующего через Татарский пролив рейсом Холмск — Ванино. Одобрительно хлюпая по борту, Океан гнал попутную волну.

«Зачем завоёвывать мир, если твоё сердце от этого умрёт? — размышлял я, как взрослый, умудрённый жизнью человек. — Надо беречь тот мир, в котором тебе хорошо. Где живут родные, любимые тобой люди. Где тебе верят. Где ждут, надеются на тебя. Где ты нужен».

Уже через день я давал на железнодорожном вокзале Хабаровска короткую телеграмму домой.

«Приеду женой концу месяца зпт Миша тчк».

А на путях меня ожидал ярко-красный, с начищенными латунными буквами, официально-праздничный фирменный поезд «Россия» сообщением Владивосток — Москва. Москва… где через семь дней я совершу транзитную пересадку на скорый, следующий до Запорожья.

И всё будет хорошо!..

^{© Copyright: Михаил Соболев, 2011}