За убегающим горизонтом

Он провел рукой по лицу, как бы отгоняя навязчивые воспоминания, и рассказал принцу все, что было связано с Малуинами, придерживаясь лишь фактов и умолчав о своей идее.

Принц понял только то, что попытка основать на Малуинах колонию доставила Бугенвилю случай совершить кругосветное путешествие, так как министерство поручило ему после передачи этой колонии испанцам вернуться во Францию через Южное море и нанести на карту новые земли и острова, которые ему удастся там открыть.

— Вы, капитан, счастливый человек, — сказал принц со своей жесткой улыбкой.

— Я полагаю, что счастлив уже тот человек, у которого острый ум и доброе сердце, — серьезно ответил Бугенвиль. — С этими дарами природы он познает самого себя и окружающий мир.

— И все-таки жаль отдавать острова испанцам, — не ожидание сказал принц, — ведь, по вашим словам, выходит, что Франция не пожалела средств для того, чтобы сделать эти острова пригодными для заселения.

— Мой жизненный опыт говорит мне, что усилия и усердие никогда не пропадают даром. Даже если Испания будет владеть этими островами, я нисколько не раскаиваюсь в содеянном. Люди отвоевали у дикой природы еще один клочок земли. Это, как хотите, прогресс.

Принц ничего на это не ответил. Он внимательно всматривался в даль. Лошади шли шагом. И когда они одолели крутой подъем, в мутной пелене дождя путники увидели наконец море, незаметно сливающееся с серым горизонтом.

Бугенвиль велел кучеру остановиться. Он вылез из кареты и с наслаждением вдохнул морской воздух. Лошади стояли под дождем, понуро опустив головы и поводя влажными боками.

На пригорок взбиралась роскошная карета, запряженная четверкой. Кучер нещадно нахлестывал коней. Экипаж поравнялся с Бугенвилем. Из-за края занавески выглянуло бледное лицо. Бугенвиль узнал Дегийона. Герцог спешил в Париж.

Бугенвиль сел в карету. Лошади под уклон побежали веселей.

Глава II Навстречу ветру

В природе ново каждое мгновение; прошлое всегда поглощается временем и забвением; только грядущее священно. Ничто не прочно, кроме самой жизни, перехода в новое, деятельного и ищущего духа…

Людям хотелось бы остановиться, осесть; но лишь пока они не осели, есть еще для них надежда.

Эмерсон

В помещении было сумрачно. Красноватые отблески пламени из огромной печи и свечение раскаленного добела металла придавали всему необычный колорит. Массивное тело якоря как бы парило в воздухе, поддерживаемое толстыми стальными цепями. Оно медленно опускалось на большую плиту, служившую наковальней.

Из печи выполз какой-то красный зверь с огнедышащим плавником. Трудно было сразу распознать в нем лапу якоря, весившую, вероятно, не меньше тысячи фунтов. Лапу передвигали по направлению к наковальне при помощи целой системы хитроумных блоков и талей.

Наконец лапа вплотную приблизилась к телу якоря. Раздалась команда, и огромный молот стал наносить равномерные удары, рассыпая тысячи красных брызг, освещавших на мгновение потные полуголые тела люден.

В углу стоял человек, державший в правой руке треуголку, а в левой — платок, которым по временам смахивал искры, падавшие на обшлага его мундира. Карие глаза внимательно следили за действиями рабочих.

— Мосье Бугенвиль, капитан первого ранга, в порту?! — вдруг послышался чей-то низкий голос.

Бугенвиль обернулся и увидел высокого плечистого моряка. Тот поклонился:

— Боцман Пишо. Счастлив служить под вашей командой, капитан. Я старший боцман фрегата «Будёз».

— Откуда ты меня знаешь, боцман? — удивился Бугенвиль.

— Я вас знаю, капитан, уже восемь лет. Вы изволили заходить в мой скромный домик, здесь же, в Нанте, и спасли моего ребенка.

Огромный детина еще раз поклонился.

Бугенвиль вспомнил: перед тем, как в первый раз пересечь Атлантический океан, чтобы принять участие в войне с англичанами в Канаде, он некоторое время жил в этом городе. Тогда-то он случайно узнал, что сын одного из моряков опасно болен, и попросил полкового лекаря выходить его. Лекарь, кажется, добросовестно исполнил свой долг. Бугенвиль скоро забыл об этом случае. Но вот, оказывается, есть люди, до сих пор благодарные ему.

Он с любопытством посмотрел на боцмана. О чем думает, чем живет этот моряк?

Боцман, будто угадав его мысли, сказал: