За урожай

— Хитрый Митрий. Я тебя жалею, напьешься с жару, остудишь, внутренности, куда мы с тобой с больной? — и тихо спрашивает: — Значит, поднажмем?

Настя согласно кивает головой, улыбаясь.

— Только об этом не будем шуметь, понатужимся, сделаем, а потом громогласно объявим перед всеми. Пусть знают наших!

— Кончай курить, бабы! — шутя, командует Настя. — Давайте досрочно!

И снова заухал, загрохотал лес, затюкали по сучьям топоры, как дятлы, заширкали пилы, посыпались опилки на землю, как снежок.

К старикам подошел Гурьян. Вслух, громко, начал считать срубленные для быка свежие белые, блестящие на солнце венцы:

— Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять... Ого!.. Идите-ка сюда, старики!.. Бусыгин, доставай-ка свой добрый табачишко с первой грядки от бани... Поди не курили еще?

Старики, стоявшие перед бревенчатым затором, переглянулись.

— А ведь и верно, ячменна кладь, про курево-то забыли, — сказал Яков Горшенин. — Что ж вы молчите, седые бороды?

— Я не курю, так мне и заботы нет о табаке, — сказал один из стариков, посмеиваясь.

— Покурить надо, старики, покурить, — с теплотой в голосе сказал Гурьян. — Вылезайте из воды.

— Правильно, покурить надо, — словно спохватился и Евсей Оглоблин, плавя к берегу придерживаемое им бревешко. — Шибко намокли, холодновато. Табак, он как шпирт согревает человека.

Когда старики расположились в кружок на гальках у воды и задымили, Гурьян, кивнув на сруб, сказал:

— Пожалуй, придется представлять вас к награждению за доблестный труд, смотрите какую домину сгрохали! Вам остается только венца три положить. Если поднажать, к вечеру оба сруба будут готовы, а там останется пустяк: закидать камнями, устроить настил — и мост готов. Кто поедет по мосту и станет удивляться: вот так еланцы, какой мост, будто по волшебству соорудили! Видать у них плотники хорошие... с характером. А с таким характером, мне кажется, старики, срубы мы сегодня поставим. Как вы думаете?

Бороды плотников обратились к солнцу. Оно давно уже перезалило за полдень и, пожалуй, часика через три, четыре начнет бороздить по вершинам гор, красить в кумач и золото серые шиханы, верхушки деревьев; побегут по небу, пробивая облака, солнечные стрелы, зардеются закатные зори.

— Не поспеть, — сказал Яков. — Поумаялись.

— Оно, быть может, поспели бы, кабы не вытаскивать из воды лес, — буркнул Бусыгин, — больно мешкотное это дело.

— Если бы ты подкинул нам маленько людей, — добавил Аристарх Малоземов, старик с длинной волнистой серебряной бородой.

— Есть, договорились, — сказал Гурьян. — Я подкину себя на выгрузку бревен.

Гурьян взял топор и шагнул в воду...

Команда Настасьи Обвинцевой высыпала из лесу перед сумерками, побрякивая топорами и пилами. И когда Гурьян поднялся из-под берега навстречу, Настя, выпятив грудь, отрапортовала, приложив руку к косынке:

— Товарищ начальник, честь имею доложить, задание выполнено, можете проверить: леса заготовили полностью на мост. Тагильцев считал... Давай знамя!

Женщины и девушки подошли к берегу. На обеих сторонах реки, точно избы без крыш и окон, стояли белые срубы, отражавшиеся в воде.

На смену только что угасшему солнцу, оставившему на небе густую малиновую зарю, на опушке леса запылали яркие костры, Гурьян ходил от костра к костру.

— Может домой кто хочет? — спрашивал он. — Могу отправить.

Все молчали. Девчата лукаво переглянулись.

— Имейте в виду, сегодня и ночь будем работать.

— Не испугаешь, — насмешливо сказала Настя, хлебая суп из солдатского котелка, поставленного в колени.

Люди поужинали, некоторые прикурили у костра.

— Отдохнули малость, товарищи? — спросил Гурьян.

— Только собираемся отдыхать, — сказала широколицая Раиса Щеколдина. — Нам бы сюда сейчас гармониста. Почему вы Стелькина не взяли? Парень в деревне баклуши бьет.

— Не плохо бы, конечно, взять сюда Стелькина, — сказал Гурьян. — Второпях забыли про него... Тебе охота, поди, с ним свидеться?

Деваха искренно, доверчиво кивнула головой.

— Охота.

— Скоро свидитесь, это от вас зависит: поплотнее поработаем, скорей домой пойдем... А ну, кто за то, чтобы завтра к вечеру кончить работу?

Девчата первые подняли руки.

— Я.

— Мы все!

— А как Настя? — спросил Гурьян.

— Голосую!

— А вы, старики?

Павел Бусыгин, толковавший с бородачами о политике, отмахиваясь сказал:

— Нас не спрашивай, нам все едино, когда домой итти, завтра ли, послезавтра ли, — и продолжал. — Так вот, сказывают, из этой из самой атомной бомбы можно столько электричества наделать, что хватит весь мир осветить, все, какие есть в мире машины вертеть, транваи пускать, никаких дров не потребуется, а они, гады, ею хотят людей изничтожить, вот ведь до чего звери! Ну чисто свиньи!

— Настя, подымай свою команду, — сказал Гурьян. — Давайте поработаем немножко еще, сейчас как раз не жарко.

— Куда в такую темь?

— Какая сейчас работа? — послышались недовольные голоса.

— Будет светло, девчата! Разложим костры, станем быки набивать камнем... Давайте, давайте, поднимайтесь, голубушки, что мы тут в лесу зря время проводить будем.

— А спать когда?