За век до встречи

Бетти затаила дыхание. В таблоидах давно циркулировали сведения о том, что где-то в северной части Лондона у Дома есть незаконный ребенок – мальчик всего на пару недель моложе Донни. Доказательств, однако, так и не было найдено. Мать ребенка, – худая как жердь скульпторша по имени Тиффани, которая воспитывала еще одного ребенка от другой рок-звезды, – так и не сказала ничего такого, что могло бы опровергнуть или подтвердить слухи. Но Дом только что сказал «делать детей»… Он мог, конечно, иметь в виду и своих трех малышей, но Бетти казалось – речь идет вовсе не об Акации, Астрид и Донни. Значит, у него есть еще какие-то дети на стороне?..

В поисках ответа Бетти заглянула Дому в глаза. Глаза музыканта были красными, а взгляд казался затуманенным и слегка расфокусированным. Похоже, за прошедший день он не раз прикладывался к бутылке и сейчас выглядел усталым, больным и несчастным, и Бетти не решилась задать вопрос, который вертелся у нее на языке. Вместо этого она улыбнулась и сказала:

– У тебя очень милые дети, Дом.

– Дети… Мои крошки… – Его лицо, бывшее только что угрюмым и мрачным, немного смягчилось, и в глазах загорелись огоньки. – Знала бы ты, как я по ним скучаю! Мне их… так… так не хватает… – Последние слова Дом произнес с какой-то странной интонацией, и Бетти, присмотревшись, с удивлением обнаружила, что он плачет. Вот он наклонил голову, потер глаза мясистой частью ладони и всхлипнул. – Я все просрал, Бетти. Все!.. Эх, если бы я только мог стать другим! Как было бы здорово, если бы я был нормальным парнем, который утром кладет в сумку свой обед, целует детей и уходит на работу, а вечером возвращается – купает и укладывает малышей, выпивает стакан вина и ложится в постель с женой. Но нет, я никогда не смог бы стать таким. Во мне всегда сидела эта гребаная креативность, желание творить, писать, играть на гитаре. Я очень рано почувствовал свою силу, свой талант, свое могущество… а потом меня уже было не остановить. Теперь-то понимаю, что не я управлял своими желаниями, а они вели меня за собой, но тогда… Это началось еще в школе. Я бегал за девчонками, сочинял музыку, дрался… Сейчас мне тридцать два, но я занимаюсь тем же самым – так, может, мне уже поздно меняться? Скорее всего – да, поздно. Все, что мне осталось, – это продолжать валять дурака. И иногда этого как будто достаточно… – Дом снова всхлипнул и вытер нос рукавом своей джинсовой куртки. – Но иногда мне кажется, что этого мало. Я имею в виду… Скажи честно, Бетти, что ты обо мне думаешь? Что ты можешь сказать обо мне настоящем – о человеке, которого ты знаешь, а не о Доме Джонсе, о котором ты читала в газетах?

Бетти отпила немного шампанского, стараясь выиграть время, чтобы обдумать его вопрос, а заодно – свой ответ.

– Даже не знаю, – проговорила она наконец. – Я действительно кое-что читала о тебе в газетах, и у меня сложилось определенное мнение, но… не думаю, что это мнение что-нибудь значит. – Она ненадолго замолчала. Дом напряженно смотрел на нее, ожидая ее ответа с таким беспокойством и тревогой, словно от него зависело все его будущее. Бетти перевела дыхание и продолжила:

– Одно время мне казалось, что ты…

Его глаза слегка расширились – он готов был выслушать приговор.

– …Что ты просто шалопай, – закончила она дипломатично. – Откровенно говоря, мне не очень нравится твоя «Стена», поэтому я не следила за всеми публикациями, но мне казалось, что ты относишься к тем людям, которых обычно называют избранными, хотя они совершают одинаковые поступки, ходят в одни и те же шикарные рестораны, много пьют, скандалят, спят с кем попало и так далее… к людям, которые считают себя солью земли и изо всех сил стараются привлечь к себе внимание, чтобы и окружающие сочли их таковыми.

Дом слегка поморщился, но тут же ободряюще улыбнулся.

– Ну а сейчас?.. – спросил он. – Что ты думаешь обо мне сейчас? Ведь ты видела меня в, так сказать, домашней обстановке, и… Неужели твое мнение обо мне совсем не изменилось?

Бетти снова взглянула на него и почувствовала легкий приступ раздражения. Сначала он использовал ее как психотерапевта, которому можно поплакаться в жилетку, а теперь решил с ее помощью поднять свою самооценку. Или, точнее, потешить самолюбие, которое у него и так о-го-го. При этом Дома совершенно не интересовало, что́ она думает о нем на самом деле, то есть – интересовало, но не слишком. Ему просто хотелось еще раз услышать, какой он классный парень.

Вздохнув, Бетти сказала:

– Знаешь, когда я вижу тебя с детьми, мне кажется, что ты совсем не такой, как пишут в газетах. Один раз я видела тебя в окне, когда ты только что вернулся в свой старый дом. Ты держал на руках Астрид: она плакала, а ты ее укачивал… вот тогда-то я впервые подумала о тебе не так, как думала раньше. Гляди-ка, сказала я себе, а ведь он, оказывается, живой человек.

Дом поощрительно кивнул, но глаза его слегка расширились.

– Но потом я увидела, как ты хлещешь шампанское и говоришь только о себе… Нет, даже не знаю… Это как возвращение назад, к самому началу.